Время и обстоятельства оказывают на человека существенное влияние, рассуждал Губкин, взять хотя бы Ахметова, парня как будто подменили, стал собранным, исполнительным. И так командир взвода долго перебирал в памяти каждого бойца из своего взвода. Ни один из них не был похож на другого. У всех были свои причуды. На что уж сержант Еремеев, человек мужественный, с жизненным опытом, а вот одолеет ли немецкого фельдфебеля, еще неизвестно. Впрочем, что их ожидает, Губкин и сам толком не представлял. Может быть, это даже к лучшему. Когда он слушал рассказ командира, вернувшегося с фронта в училище после ранения, его самого охватывал леденящий душу страх. Ужасала мысль, что он может не выжить даже после первого боя, погибнуть, так ни разу и не увидев дочурку.
Литерный эшелон мало где останавливался, на остановках к вагонам подходили женщины, с надеждой в голосе окликали бойцов, называли фамилии. Услышав «Нет таких», с потухшими глазами отходили к следующему вагону. По их лицам было видно, что не один день они высматривают своих сыновей, братьев, мужей. «Вот и мои, наверное, так же ищут меня», — подумал Георгий. Он стоял у настежь раскрытых дверей вагона и с грустью смотрел на знакомые места. С каждым километром паровоз приближал его к Белогорску, волнение все сильнее охватывало Губкина. Вот показался вдоль и поперек исхоженный лес, вплотную подступивший к станции, мелькнула старая водокачка. Вагон сильно качнуло на входных стрелках, Георгий едва удержался на ногах. Он высунулся из дверей и наметанным глазом определил, что эшелон остановится на вторых путях между двумя товарняками. Как только состав, звякнув буферами, замер, Георгий выпрыгнул из вагона. Не жалея новенькой гимнастерки, которую надел по случаю встречи с родными, Георгий нырнул под грязный товарняк и бегом кинулся к вокзалу. Залитый солнцем перрон был заполнен людьми. Вскоре товарняк тронулся с места, и толпа хлынула навстречу Георгию. Он скользил цепким взглядом по чужим лицам, но ни Аси, ни матери не видел. И мгновенно отяжелели ноги, в душу хлынула пустота, все стало безразличным.
«Видно, не получили моей телеграммы», — решил Георгий. Ему вспомнилось, как мать провожала его отсюда на курсы учителей в Хабаровск. Тогда было не так людно, но на душе была горечь, как и сейчас. Тогда — от разлуки с матерью, сейчас — от несостоявшейся встречи с семьей. Сколько бессонных ночей мечтал он об этом дне! Чувствовал: бойцы взвода завидуют ему, что посчастливится увидеть семью. А вышло все не так…
Георгий повернулся и удрученно зашагал к своему эшелону. Вдруг издалека донесся знакомый, такой родной и милый голос:
— Сынок! Сынок!
Губкин резко обернулся и увидел спешившую к нему мать. И будто крылья выросли у него и метнули навстречу матери. Евдокия Тимофеевна, глотая слезы, торопливо говорила:
— Вторые сутки здесь, уж думала, пропустила. Ася только утром уехала, из-за грудного ребенка не могла больше ждать. Вот горе-то какое, сынок! И проститься по-людски война проклятая не дает! Ты напиши ей письмо с дороги. Твое слово ей очень дорого.
— Я понимаю, мама, — сказал Георгий. — Асе сейчас очень тяжело… Мне до слез обидно, что не пришлось повидаться с детьми. Поцелуй их за меня, почаще наведывайся к ним…
— Асе удалось с августа устроить их в ясли, — сообщила приятную новость мать.
— А почему отец не приехал? — спросил Георгий. — Я ждал вас всех, надеялся, что и Михаил здесь будет.
— Ни отцу, ни Михаилу отлучиться нельзя. Отец работает с рассвета до поздней ночи. Как придет домой, так пластом валится, устает очень. Михаил теперь председатель колхоза, забот у него много. В колхозе одни бабы да старики, лошадей нет, какие были трактора да машины — все на фронт отправили. А пахать, сеять, убирать урожай надо. Людей нехватка, вот и крутится Михаил день-деньской в заботах и хлопотах. В мае — июне почему-то похоронок много стало приходить, и не только в нашу Семидомку, а и в другие села. Бабы почтаря бояться стали хуже лешего. Как появится, знай — беда пришла.
— Бои тяжелые идут на юге, — сказал Георгий и спохватился: не нужно было это говорить матери. Словно подслушав его мысли, та залилась слезами: