На следующее утро, призвав на помощь все свое мужество, я отправился вниз по коридору в кабинет Фаулера Шокена. Мне нужен был ответ – и, возможно, у него ответ есть. Вполне может быть, что за этот вопрос он вышвырнет меня из кабинета. Но я хотя бы попытаюсь узнать правду.
Время я, как оказалось, выбрал не лучшее. Навстречу мне распахнулась дверь, и из кабинета с перекошенным лицом вылетела Тильди Мэтис.
– «Переписать»! – рявкнула она. – Я душу продала этому старому черту, работаю на него день и ночь – и что слышу вместо благодарности? «Все переписать!» «Текст хороший, но от вас мне нужно нечто большее, чем просто хороший текст!» И дальше: «Мне нужны краски, нужна мощь и красота, нужно скромное человеческое тепло, нужен экстаз, нужна нежность и печаль вашего женского сердца – и все это в пятнадцати словах!» Ну, я ему покажу пятнадцать слов! – прорыдала она, проносясь мимо меня. – Он у меня узнает – сладкоречивый святоша, патриархальный патерналист, Молох, пожирающий гениев…
Тут дверь захлопнулась, и дальше я уже ничего не слышал. А жаль: подбирать слова Тильди была мастерица, хотелось бы послушать.
Я кашлянул, постучал и вошел. Фаулер приветствовал меня добродушной улыбкой: столкновение с Тильди не оставило на нем следа. Откровенно говоря, вглядываясь в его доброе румяное лицо, в лучистые глаза, я почти уверился, что он ничего не знает. Но отступать было поздно.
– Фаулер, я всего на минуту, – сказал я. – Хотел спросить, не вели ли вы в последнее время жесткую игру с «Таунтон ассошиэйтед»?
– Я всегда играю жестко, – подмигнул он. – Жестко, но честно.
– Я имею в виду очень жесткую игру. Жесткую и грязную. Например, не пытались ли вы подстрелить кого-нибудь из его людей?
– Митч! Что ты такое говоришь?!
– Я спрашиваю потому, – упрямо продолжал я, – что вчера вечером меня едва не убили. За окном собственной квартиры меня поджидал вертолет, а на нем вооруженный киллер. И я не вижу никаких других версий, кроме возмездия от Таунтона.
– Таунтона можешь исключить! – безмятежно ответил Фаулер.
Я глубоко вздохнул.
– Шеф, – заговорил я, – прошу вас, скажите откровенно: вы не получали Объявления Войны? Возможно, я нарушаю субординацию, но я должен об этом спросить. Дело не только во мне. Речь идет о проекте «Венера».
Румяные яблочки на щеках Фаулера куда-то исчезли; в этот миг я ощутил, что и должность моя, и принадлежность к звездному классу висят на волоске.
– Митч, – ответил он, – когда я дал тебе звездный класс, то думал, ты понимаешь, какая ответственность с этим связана. Это ведь не просто работа. Я знал, что ты парень с головой. Знал, что ты сможешь жить согласно Коммерческому кодексу.
– Да, сэр, – помедлив, ответил я.
Фаулер сел и закурил «Старр». Секунду поколебавшись, протянул пачку и мне.
– Митч, ты еще молод, на уровень звездного класса поднялся совсем недавно. Но у тебя талант. Ты произносишь пять слов – и через несколько недель или месяцев жизнь полумиллиона потребителей полностью меняется. В твоих руках власть, Митч, абсолютная власть. Знаешь старинное изречение? Власть просветляет. Абсолютная власть просветляет абсолютно.
– Да, сэр, – ответил я.
Все старинные изречения я знал назубок. И еще знал, что рано или поздно дождусь ответа.
– Видишь ли, Митч, – продолжал он мечтательно, помахивая сигаретой. – Наряду с привилегиями у нас есть и обязанности. И связанные с ними риски. Одно без другого не существует. Не будь индустриальных войн, вся система сдержек и противовесов вылетела бы в трубу.
– Фаулер, – собравшись с духом, заговорил я, – вы же знаете, я не против системы. Система работает – вот что главное. Понятно, что без индустриальных войн нам не обойтись. Понятно, что, если Таунтон начал с нами войну, вы обязаны действовать по правилам. Вы не можете объявить об этом открыто, иначе все наши сотрудники бросят работу и разбегутся кто куда в поисках укрытия. Но, Фаулер, весь проект «Венера» – у меня в голове. Так удобнее, понимаете? Если я начну все записывать, это замедлит работу.
