Топорок и его друзья - страница 7

Наряд возглавил сержант Дроздов.

Как только милицейская машина въехала во двор, кот, парящий под окном Лютика, вдруг завопил истошным голосом и взмыл вверх.

— Гляди-ка, правда, летает! — поразился сержант Дроздов и приказал: — Прожектор!

И тут же яркий упругий луч, скользнув по стене, поймал кота, висящего на веревке. Луч побежал вверх и обнаружил на краю крыши, у невысокого барьерчика, человека. Подняв кота на крышу, этот человек освободил его от веревки и отпустил на волю, а сам на четвереньках заторопился к чердачному окошку, но оно было заперто.

Во дворе к этому времени собралось уже немало жильцов. Один из них ехидно и громко заметил:

— Теперь попался, голубчик.

— Гражданин, спускайтесь, — приказал старший милицейского наряда сержант Дроздов. — Спускайтесь... Не валяйте дурака.

— Мяяяу, — жалобно отозвался с крыши кот.

Все засмеялись.

А человеку на крыше было не до смеху. Он все еще искал путь к спасению: метнулся туда, сюда, подбежал к вентиляционной трубе, заглянул в нее.

— Бесполезно, — сочувственно произнес Дроздов и еще раз пригласил: — Спускайтесь, гражданин, спускайтесь.

Ленька Рыжий (это был именно он) махнул сокрушенно рукой и пошел к пожарной лестнице. Прожектор услужливо освещал ему путь. Как только Ленька ступил ногой на асфальт, сержант Дроздов взял под козырек и привычно сказал:

— Сержант милиции Дроздов. Ваши документы, гражданин.

— Нет у меня еще документов, — мрачно ответил Ленька Рыжий и нахохлился.

Настал день отъезда. Автобус уходил очень рано, и Топорок никак не думал, что кто-нибудь из приятелей выйдет провожать его. Но во дворе Топорка поджидали обе команды. Ребята холодно поздоровались с Ильей Тимофеевичем и Еленой Фоминичной, а Федю окружили и в дружеском кольце повели по улицам к автовокзалу...

За несколько минут до отхода автобуса ребята выстроились в шеренгу, а Топорка поставили лицом к строю. Ленька Рыжий сообщил решение двух команд назначить Федора капитаном сборной двора. Закончил свою речь Рыжий словами, которые произнес срывающимся голосом:

— Капитану нашей сборной физкульт-привет!

Конфузясь, но дружно и торжественно ему ответили обе команды:

— Физкульт-привет! Привет! Привет!

Пассажиры, которые находились на территории автовокзала, заинтересовались и, наверное, подумали, что провожают известного чемпиона. А тут еще крутится Дима Плотвичка с огромной отцовской кинокамерой! Когда Топорку надо было садиться в автобус, его стали обнимать, давать напутствия. Рыжий попрощался с Федей последним. Смутившись, он протянул Топорку записку.

— Тут вот мой адрес. Дом-то ты, конечно, помнишь, а номер квартиры можешь забыть. Напиши обязательно. И еще я тебе одно стихотворение Пушкина переписал. Прочти.

Когда автобус тронулся, Топорок развернул лист тетрадной бумаги и прочел: «Ул. Кутузова, дом 147, квартира 121, Ковалкину Л. С. (Леньке Рыжему)». И дальше без абзацев: «Во глубине сибирских руд храните гордое терпенье. Не пропадет ваш скорбный труд и дум высокое стремление. Оковы тяжкие падут, темницы рухнут, и свобода вас примет радостно у входа. И братья МЯЧ вам отдадут... Не унывай, Топорок».

Федя загрустил еще больше. Все обыденное, привычное в его жизни обрело новый смысл, новую окраску. Федя сейчас с удовольствием бегал бы в магазины, мыл несколько раз в день посуду, выносил мусор — только бы остаться в городе с приятелями, только бы играть в футбол...

Кончился пригород. Дорога запетляла среди полей, а потом выпрямилась и побежала березовой рощей. И в автобусе сразу запахло горьковатой свежестью, чистыми листьями, солнцем и прохладной земляничной росой.

Сначала Топорок почти не обращал внимания на дорогу, на красоту утреннего леса. Потом его внимание привлекло туманное дыхание низины, в котором запутались солнечные лучи. И Феде передалась нежная радость утра. Он стал испытывать необычное чувство. И это чувство было смутно-возвышенным, и в нем смешивались тревога, ожидание необыкновенного, желание сделать что-то очень важное, красивое.

Феде захотелось петь. И он тихо напевал. И будто специально для Фединого настроения все вокруг стало нежно-розовым, а солнце вырвалось из лесу и залило дорогу ярким горячим золотом.