Подошел Галеас, единственно для того, чтобы сморозить глупость.
-- Больного лечат не тем, что демонстрируют ему его болезнь, а тем, что устраивают ему спектакль здоровья. В больнице над каждой кроватью следовало бы нарисовать нормального человека, а коридоры заполнить статуями Гераклов из Фарнезе*.
_______________
* Фарнезе -- дворец в Риме кардинала Алессандро Фарнезе, впоследствии ставшего папой Павлом III (1534 -- 1549). _______________
Тогда вернувшийся Валантен сказал:
-- Нормального человека вовсе не зовут Гераклом...
И тут же со всех сторон зашикали "Тс-с! Тише! великий Валантен Кнос будет держать речь".
Он говорил:
-- Здоровье не представляется мне благом, желанным до такой степени. Оно всего лишь равновесие, посредственность; отсутствие гипертрофии. Мы стоим не больше того, что отличает нас от других; или, другими словами: главное в нас как раз то, чем одни только мы и располагаем, то, чего нельзя найти ни в ком другом, то, чего нет в вашем нормальном человеке, -следовательно, то, что мы зовем болезнью. А посему больше не воспринимайте болезнь как недостаток; напротив, это всегда что-то сверх; горбун -- это человек плюс его горб, и я предпочитаю, чтобы вы воспринимали здоровье как недостаток болезней. Нам не так уж важен нормальный человек; я хочу сказать, что без него можно обойтись -- ибо он встречается на каждом шагу. Это общий наибольший делитель* человечества, и, как в математике, вычеты не могут причинить никакого ущерба ни его изобилию, ни его индивидуальной добродетели. Нормальный человек (это слово раздражает меня) есть тот остаток, то промышленное сырье, которое собирается на дне печи после плавки, уничтожившей своеобразие всех компонентов. Это первобытный голубь, которого удалось вывести по второму разу, путем скрещивания редких пород, -- серый голубь, без цветных перьев; у него не осталось ничего, что отличало бы его от других.
_______________
* Математический термин. _______________
В восторге от того, что он заговорил о серых голубях, я хотел пожать ему руку и произнес:
-- Ах! Мсье Валантен!
Он просто сказал:
-- Литератор, молчи. Прежде всего меня интересуют только безумцы, а вы непомерно благоразумны.
Затем продолжил:
-- Нормальный человек -- это тот, которого я встретил на улице и назвал своим именем, приняв его за себя самого; протягивая ему руку, я воскликнул: "Мой бедный Кнокс, как ты плохо сегодня выглядишь! Что ты сделал со своим моноклем?" -- и что меня удивило, так это то, что Ролан, с которым мы прогуливались вместе, назвав его одновременно со мной своим именем, сказал: "Бедный Ролан! Да где же ваша борода?" Потом этот тип нам наскучил, и мы без угрызений совести избавились от него, потому что он не представлял из себя ничего нового. Впрочем, он и не сказал ничего, настолько он был жалок. Знаете ли вы, что это такое, нормальный человек: это третье лицо, то, о котором говорят...
Он повернулся ко мне; я повернулся к Ильдеверу и Изидору и сказал:
-- Каково! А я вам что говорил?
Валантен, глядя на меня и сильно возвысив голос, продолжил:
-- У Вергилия это третье лицо зовут Титир; это оно не умирает вместе с нами, оно живет помимо нас. -- И, расхохотавшись в мою сторону, он добавил: -- Поэтому все равно его не убить.
Ильдевер и Изидор, давясь смехом, тоже закричали:
-- Так что, мсье, уберите Титира!
Тогда, уже не в силах сдержаться, я в свою очередь раздраженно сказал:
-- Тсс! Тсс! Дайте скажу я! -- И я начал говорить что попало: -- Да, господа, да! Титир страдает манией!!! -- Вся наша жизнь, жизнь любого из нас, -- это как те минуты неуверенности, когда нас одолевает мания сомнения: закрыли ли вы этой ночью свою дверь на ключ? И вы снова идете взглянуть. Надели ли вы галстук сегодня утром? И вы ощупываете, на месте ли он. Застегнули ли вы сегодня вечером свои штанишки? И опять вы проверяете. Возьмите того же Мадрюса, который все не находил покоя! А Борас! -Достаточно, правда? И заметьте, что мы принимали данность как прекрасно сделанную; мы переделываем ее из-за мании -- мании ретроспекции. Мы переделываем потому, что это было сделано; каждый наш вчерашний поступок как бы предъявляет иск нам сегодня; это похоже на то, как если бы мы дали жизнь ребенку, но отныне должны научить его жить...
