— Какие вещи?
— Мой дядя… — Она поглядела на меня испуганно. — Дядины книги… Ты думала, я хорошая. Правда? А я не была хорошей. Я была…
Казалось, она борется с собой. Обошла стол и сняла с полки книгу. Сняла, постояла, прижав к груди, потом вместе с книгой вернулась ко мне. Открыла ее дрожащими руками.
— Вот. — Она перевернула страницу. — Или нет, вот здесь.
И взгляд ее застыл. А потом, тем же ровным, невыразительным голосом, который я слышала только что, начала читать.
— «Как восхитительно, — читала она, — сияла во тьме ее прекрасная шея и обнаженные молочно-белые плечи, словно точенные из слоновой кости, в миг, когда я бросил ее на диван. Как удивленно, в диком смятении, вздымались и колыхались подо мной ее снежные всхолмья…»
— Что? — переспросила я.
Она не ответила, даже не взглянула на меня, только снова перевернула страницу и стала читать дальше:
— «Я едва ли сознавал, что делаю: все пришло вдруг в движение — губы, языки, руки, ноги, бедра, плечи, все части тела сливались в едином сладостном порыве».
Теперь настала моя очередь краснеть.
— Что? — произнесла я шепотом.
Она еще пролистала несколько страниц и снова стала зачитывать:
— «Моя дерзкая рука вскоре нашла ее тайное сокровище, несмотря на робкие протесты, которые благодаря жарким поцелуям удалось утихомирить до еле слышного нежного, в то время как пальцы мои нащупывали ход в сокрытое лоно любви…»
Она остановилась. Слышно было, как гулко стучит ее сердце. Мое тоже затрепетало. Я спросила, все еще не до конца понимая:
— Это книги твоего дяди?
Она кивнула.
— И они что, все такие?
Она снова кивнула.
— Все-все? Ты точно знаешь?
— Абсолютно.
Я взяла у нее из рук книгу и посмотрела на буковки. По мне, книга как книга, ничего особенного. И я положила ее на стол, потом пошла к полкам и взяла другую. На вид такая же. Тогда я вытащила еще одну, в ней оказались картинки. Да, такое мало кому доводилось видеть. На одной были изображены две нагие девушки. Я посмотрела на Мод, и сердце мое болезненно сжалось.
— Ты все знала, — сказала я. Это первое, о чем я тогда подумала. — Ты говорила, что ничего такого не знала, а сама…
— Я и не знала, — ответила она.
— Да знала ты все! Заставила меня целовать себя. Сделала так, что мне хотелось этого снова и снова! А сама все это время приходила сюда и…
Голос у меня сорвался. Я вспомнила те времена, когда стояла у двери библиотеки и слушала издалека ее голос. Я представила, как она читает джентльменам — и Джентльмену — вслух, а я в это время сижу и уплетаю пироги с миссис Стайлз и мистером Пеем. Я прижала руку к сердцу. Оно сжалось в комочек, и было обидно до слез.
— О Мод! Если бы я знала! Подумать только, что ты… — Я заплакала. — Что ты и твой дядя… Ой! — Я поспешно прижала ладонь к губам. — Мой дядя! — Эта мысль была нелепей всего. — Ох…
И выпустила книгу из рук, как словно она меня обожгла.
Больше я ничего не могла сказать. Мод стояла не шевелясь, опираясь о край стола. Я вытерла слезы и пристальней посмотрела на ее пальцы в чернильных пятнах.
— Как же ты выдержала?
Она не ответила.
— А он-то каков, — сказала я, — вот сволочь! Неудивительно, что провонял под конец, и мало ему! Да, но ты опять здесь, с этими книгами!..
Я посмотрела на ряды книг — как же захотелось мне порушить все эти полки! Шагнула ей навстречу, чтобы обнять ее, но она сделала отстраняющий жест. Гордо вскинула голову.
— Нечего меня жалеть, из-за него. Он уже мертв. Но я — по-прежнему такая, какой он меня сделал. И навсегда такой останусь. Часть книг пропала — испорчены или проданы. Но я-то здесь. И посмотри сюда. Ты должна знать все. Видишь, как я зарабатываю на жизнь?
Она взяла со стола листок бумаги — это на нем она писала, когда я вошла. Чернила еще не высохли.
— Я как-то раз спросила одного дядиного знакомого, нельзя ли мне написать для него что-нибудь. А он послал меня в дом призрения для благородных дам. — Она невесело улыбнулась. — Говорят, дамы не должны писать подобные вещи. Но я же не дама…
Я все еще не понимала. Посмотрела на листок бумаги в ее руке. И сердце мое на миг оборвалось.
— Ты пишешь такое
