После короткой разведки Николай Егорович выглядел растерянно:
– Ну, что. Восход я засек, как ты просил, по следу прошел: метров двести он виден, а потом исчезает. Ну, видел, как я там крутился. Cидеть тут до заката не стоит. Чувствуешь, как солнце печет? Изжаримся мы за день. А закат – он сокрушенно покачал головой. – Даже вычислю я тебе координаты приблизительные, дальше‑то что? Дорог не видно, следов цивилизации до горизонта не наблюдается, а нам нужны вода и люди. Да я и так, по земле, могу тебе сказать, что мы не в масайских степях Африки и не в пампасах Южной Америки, там почва желтая и красно‑бурая, не говоря о растительности, я ж там был. Северо‑американские прерии тоже отпадают. Про Австралию даже не говорю. Это могло бы быть похоже на даурские степи, но большая половина растений мне незнакома, да и не ботаник я. Повернувшись к Юре, продолжил – А ты, воин, должен знать, что в Европейской части таких степей, как здесь, не сохранилось. Но это все не важно. Юра, а ведь на той полянке, с которой мы сюда попали, я уж лет десять косил и ходил по ней во все стороны по пять раз на дню лет пятнадцать. Так что, появилось там что‑то и пропало, не найдем мы твоего портала, даже если это место отыщем.
– Дядя Коля, – коротко кивнул я, – ну хорошо, уйдем мы отсюда, а куда? Ты воду сможешь определить? В какую сторону нам двигать?
Егерь отмахнулся:
– Здесь воды нет, ребята. Степь ровная, однотонная, без балок, без промоин, пятна темной зелени не выделяются. Лозоходцы нашли бы места, где метрах в трех‑пяти до мокрого песка дороешься. Но рыть‑то нам чем – расческой? Траву можно пожевать, когда очень пить захочется. Я покажу.
Вот и определились. Пора ставить задачу.
– Будем считать, что мы где‑то под Читой. – Заключил кратко. – Предлагаю идти на север переходами по три часа с получасовым отдыхом. На закате отдых пять часов, вторая половина ночи – переход. Смотрим следы пребывания людей, может быть кострище старое. Все согласны?
– Ага, а Ашхабад – там. Кин – дза – дза.
Дядя Коля, конечно, уставал, мы его поставили в середину цепочки и менялись с Юрой каждый час. На северо‑западе постепенно открывалась череда пологих гор или холмов. До заката я один раз видел норку суслика или змеи, да непонятная птица висела над горизонтом. Степь какая‑то вымершая, одни цикады, даже мух толком нет. Вода и следы людей не встретились. Хоть бы самолет какой пролетел. Господи, хоть бы степное озеро.
Стемнело в восемь, минут за десять. Точно, мы на юге. Повалились в траву где стояли, ноги гудели – сил нет. Говорить не хотелось. Скомандовал:
– Всем разуться, снять влажные носки. Дядя Коля, спишь до часа. Юра – дежуришь до десяти, будишь меня. В час я вас поднимаю. Отбой.
Черт, опять будят! Уже десять, что ли?
– Тихо, Сергей, тихо. – Предупредил шепотом Юра. – Ухо к земле приложи – слышишь топот? Это кони, кажется. Тут кони рядом. Пастухи, наверное. Может, разбудим Николая Егоровича, определимся, в какой стороне… Э‑э‑х!!!
Я не видел того, кто бросился на Юру, и его самого не видел в темноте, но на меня навалились двое или трое. Пытавшегося схватить за руку я подмял под себя, оседлавшего меня сбросил в бок, заваливаясь и, кажется, ломая ему бедро, но тут же снова толчком был опрокинут, и чьи‑то колени уперлись мне в грудь. Рядом слышались яростные хрипы и приглушенный мат Юры. Рот ему, что ли, зажимают, моралисты? Острый край железа вспорол мне кожу под кадыком, и сразу на груди стало влажно, пришлось замереть. Дальнейших действий хозяина ножа не последовало, и я прохрипел:
– Все! Все! Юра, прекрати! Это недоразумение, сейчас все успокоимся и разберемся.
Маты затихли, но возня с той стороны продолжилась. Я еще раз призвал к спокойствию и примирению, после чего меня ударили чем‑то деревянным в основание черепа, швырнули лицом в траву и стали заламывать руки. Собственно говоря, я и не сопротивлялся. Ну, свяжите, раз вам так легче. Лучше бы фонарь принесли, ведь ясно же, что трое прилично одетых городских мужчин не коней у товарищей пастухов воруют. Ладно, сейчас разберемся, хоть попить дадут. Черт, не сломал ли я тут кому‑то ногу?
