Посетители бара уже готовы были расхохотаться во все горло, как вдруг распахнулись двери и, громко топая сапогами, вошел Джерри.
– Все в порядке, Томми, – возвестил он, совершенно не обращая внимания на остальных присутствующих, – я насыпал отборного ячменя нашим лошадям. А вы, очевидно, и есть хозяин этой забегаловки? – надменно смерил он взглядом Хартона, который был выше Джерри на три головы. – Ну, показывайте номера.
– Прошу, – засуетился хозяин, указывая на лестницу и пропуская гостей вперед.
– Имейте ввиду, я совершенно не выношу клопов! – сразу же громогласно заявил Джерри, словно его симпатии и антипатии чрезвычайно интересовали завсегдатаев бара. – Когда я вижу ползущего по стене клопа, то имею обыкновение стрелять в него из револьвера. Прошу заранее простить меня, если сегодня ночью я случайно подстрелю соседа, спящего в соседнем номере.
– Разумеется, мистер, мы вас простим, – заверил его хозяин, – но потом обязательно вздернем на виселице за преднамеренное убийство.
– Но ведь в том, что погибнет сосед, буду виноват не я, а мерзкий клоп! – защищался Джерри.
– Значит, клопа мы тоже придавим, а вас повесим за непреднамеренное убийство, – подкорректировал хозяин. – Какая разница...
Продолжая этот увлекательнейший разговор, Глен Хартон и благородные странники поднялись по лестнице на второй этаж, где размещались гостиничные номера. Едва затихли их голоса, как бар наполнился неистовым хохотом. Посетители смеялись с приезжих.
– Вот так уморы! Ай да шуты гороховые! – кричал кот-выпивоха. От смеха у него свалилась на пол шляпа, но он этого даже не заметил.
– А мне эти парни не нравятся, – заявил его сосед, кот-меланхолик, напрочь не понимавший юмора. – Мне они кажутся выскочками. Надо рассказать о них Майклу Койоту. Уж он-то этих чистокровных американцев быстро приструнит.
– О-о, Койот выскочек не любит, – уважительно подтвердил выпивоха. – У него разговор короткий. Не понравился Койоту – получай девять граммов свинца в переносицу. Поговаривают, скоро он будет здесь. Вот будет представленьице, когда Койот повстречает двух дуралеев! Почище любого цирка! Животы надорвем со смеху! Эй, бармен, еще стаканчик виски с содовой!..
Между тем, наверху, в комнате № 13 Джерри готовился ко сну, а Том торжественно разглагольствовал о будущих подвигах, которые им, без сомнения, предстоит совершить в самые ближайшие дни. Затем он начал расхваливать свою Бабье- ку, которая с честью выдержала первый трудный переход. После этого он долго изливал благодарность гостеприимному хозяину, которого, к счастью, не было в комнате. Потому что услышь Глен Хартон хотя бы десятую часть из того, что о нем говорил Том, как возомнил бы о себе невесть что и, возможно, вдвое поднял бы плату за номера.
– Лишь об одном я сожалею, мой милый Джерри, – сказал Том.
– О чем же? – из вежливости поинтересовался мышонок, уже нырнувший под одеяло.
– Мне не хотелось открывать свое имя хозяину, пока великие подвиги еще не прославили меня по всему миру. Но и утаить его было бы невежливо по отношению к этому гостеприимному человеку.
– Да, занятно было видеть, как он ухмылялся, записывая наши имена в книгу постояльцев, – пробубнил с закрытыми глазами Джерри. – Вот только рыба, которую нам дали на ужин, показалась мне слишком соленой. А так – конура у нас неплохая.
– Ты ошибаешься. Мы не в конуре, а в великолепном замке. И на ужин нам подали не селедку и черный хлеб, а свежую форель и белые булки. И вообще, я в восторге от первого дня наших странствий.
– Ну, раз ты в восторге, то и дело с концом, – резюмировал Джерри. – Спокойной ночи, Томми!
Сказав это, мышонок через минуту захрапел. А Том еще долгое время безмолвно сидел в неудобном деревянном кресле. Ему не давала покоя мысль о том, что он еще не посвящен в благородные странники. И в любое время его могли посчитать самозванцем.
В конце концов, он не выдержал и спустился в бар. Там уже было пусто. Все посетители в этот поздний час разошлись по домам, ушел спать и бармен. Только хозяин гостиницы стоял за стойкой и пересчитывал дневную выручку.
В пустом баре горела лишь одна свеча, скудно освещавшая помещение. Заслышав шаги, но не видя, кто идет, Глен Хартон схватился за пистолет, висевший в кобуре у бедра, и прошипел:
