– Вы не оговорились, сэр? Война – благо? – переспросил Ферма. – Война, а не мир, не благоденствие?
– Нет, нет! Сэр Бигби не оговорился, – поспешил разъяснить Джон Валлис. – Мы часто с ним спорим, но, я думаю, полезно будет попросить его обосновать свою мысль.
– Охотно, профессор! Я привык с давних лет давать вам объяснения еще на экзаменах в Оксфорде.
– Да, да, – кивнул Джон Валлис, – но там была математика.
– И здесь та же математика, если иметь в виду точность выводов, которые я берусь доказать, как любую из теорем Евклидовой геометрии. Вы говорили, сударь, о благоденствии и мире, но должен вам сказать, что есть вещи поважнее мира[27].
– Важнее мира? Что может быть ценнее сохранения жизни?
– Торжество силы! Только сила направляет разум человеческий, только опасность, в которую человек попадает благодаря благостным, пробуждающим его скрытые возможности войнам, заставляющим его собрать и напрячь все силы, думать, искать, изобретать. Даже великий Архимед делал свои изобретения ради военных успехов родных Сиракуз. Человеческий ум, джентльмены, ленив и неподвижен в своей сущности. Нужно загнать его в угол, дать ему встряску, чтобы пробудить его, заставить работать как бы под кнутом надсмотрщика, стегающего бездельников на плантациях в колониях. Только боль ран и потерь, стремление выжить, остаться живым, сохранить свои богатства, владения, самостоятельность, избежать рабства или чужой зависимости – вот рычаги, которые заставляют человека, как мечтал еще Архимед, говоря о точке опоры для своего рычага, поворачивать с его помощью мир. Нет занятия более достойного, сударь, более важного для развития человечества, чем возвеличивание нации и отстаивание ее достоинства, чем война!
– Ваша философия насилия как побудителя расцвета цивилизации не делает чести вашей нации, сударь, – возразил наконец Ферма.
– Что? Что вы осмелились сказать о достоинстве моей нации? – поднял великолепные брови, готовясь вскочить с кресла, сэр Бигби.
– Джентльмены, джентльмены! Прошу вас! Не стоит так обострять вопрос, – пытался смягчить спор профессор Валлис.
– Нет, профессор, господин француз заставляет меня отнестись к затронутому вопросу о достоинстве нации со всей серьезностью, поскольку это граничит с вызовом нам, англичанам.
– Вы совершенно правильно поняли меня, сэр. Я делаю вам вызов! – раздельно произнес Ферма.
– Каков бы он ни был, мы принимаем его! – запальчиво произнес сэр Бигби, вскакивая с места.
Но тут произошло замешательство. Луиза, весь день жаловавшаяся на нездоровье, прижав платок к глазам, не в силах, очевидно, дальше сдерживать нестерпимую головную боль, выбежала из голубой гостиной.
Ферма проводил жену до лестницы и вернулся:
– Я делаю вам вызов, джентльмены, как представителям английской нации и как математикам.
– Математикам? – оторопело повторил сэр Бигби, снимая руку с рукояти шпаги, за которую перед тем ухватился.
– Да, я предлагаю вам защитить достоинство вашей нации без шпаг, в «математической войне», требующей не крови, а напряжения ума.
– Чего же вы хотите, сударь? – поинтересовался Джон Валлис.
– Пустое! Предлагаю вам решить коротенькое уравнение, которое исследовал еще Евклид в своих «Началах».
– Какое? Какое? – заинтересовался Валлис. – Я, кажется, неплохо знал «Начала» Евклида.
– Тогда вы легко вспомните такое простенькое выражение, как y>2 = ax>2 + 1.
– Еще бы! Так что вы хотите от нас, наш французский друг и противник?
– Найти наименьшее значение неизвестных «x» и «y», имея в виду, что общее количество решений бесконечно.
– Вы смеетесь над нами, сударь. Что может быть проще? – продолжал Джон Валлис, в то время как сэр Бигби, надувшись, сидел молча. – Совершенно ясно, что наименьшее из всех возможных решений при a = 2, x = 2 и y = 3! Не правда ли? Надеюсь, я защитил достоинство британской нации?
– Не полностью, дорогой профессор. У Диофанта в его «Арифметике» рассмотрены два случая, когда a = 26 и a = 30.
– Да, да, кажется, там есть такое. Вы этого не помните, сэр Бигби? – обратился профессор к своему бывшему ученику.
– Не помню. В последнее время я занимался в заморских странах другими древностями.
