Том 6. Пьесы 1901-1906 - страница 23
Тетерев(указывая на дверь стариков). И там страдает. И всюду, куда бы вы ни указали пальцем, — везде страдает человек! Такая уж у него привычка…
Елена. А все-таки ему больно….
Тетерев. Разумеется…
Елена. И нужно его пожалеть.
Тетерев. Не всегда… И едва ли даже когда-нибудь человека нужно пожалеть… Лучше — помочь ему.
Елена. Всем не поможешь… и, не пожалевши, — не поможешь…
Тетерев. Барыня! Я рассуждаю так: страдания — от желаний. В человеке есть желания, заслуживающие уважения, и есть желания, не заслуживающие такового. Помогите ему удовлетворить те желания тела, кои необходимы для того, чтоб он был здоров и силен, и те, которые, облагородив его, возвысят над скотом…
Елена(не слушая его). Может быть… может быть и так… Но что там делается? Что она — уснула? Так тихо… что-то шепчут… Старики тоже… ушли, забились в свой угол… Как это странно все! Вдруг — стоны, шум, крики, суета… и вдруг — тишина, неподвижность…
Тетерев. Жизнь! Покричат люди, устанут, замолчат… Отдохнут, — опять кричать будут. Здесь же, в этом доме, — все замирает особенно быстро… и крик боли и смех радости… Всякие потрясения для него — как удар палкой по луже грязи… И последним звуком всегда является крик пошлости, феи здешних мест. Торжествующая или озлобленная, здесь она всегда говорит последней…
Елена(задумчиво). Когда я жила в тюрьме… там было интереснее. Муж у меня был картежник… много пил, часто ездил на охоту. Город — уездный… люди в нем — какие-то… заштатные… Я была свободна, никуда не ходила, никого не принимала и жила с арестантами. Они меня любили, право… они ведь чудаки такие, если рассмотреть их поближе. Удивительно милые и простые люди, уверяю вас! Смотрю я на них, бывало, и мне кажется совершенно невероятным, что вот этот — убийца, этот — ограбил, этот… еще что-нибудь сделал. Спросишь иногда: «Ты убил?» — «Убил, матушка Елена Николавна, убил… что поделаешь?» И мне казалось, что он, этот убийца, взял на себя чужую вину… что он был только камнем, который брошен чужою силой… да. Я накупила им разных книжек, дала в каждую камеру шашки, карты… давала табак… и вино давала, только понемножку… На прогулках они играли в мяч, в городки, — совсем как дети, честное слово! Иногда я читала им смешные книжки, а они слушали и хохотали… как дети. Я купила птичек, клеток, и в каждой камере была своя птичка… они любили ее — как меня! И знаете, — им ужасно нравилось, когда я надевала что-нибудь яркое, — красную кофточку, желтую… уверяю вас, — они очень любят веселые, яркие цвета! И я нарочно одевалась для них как можно пестрее… (Вздохнув.) Славно было с ними! Я не заметила, как прошло три года… и когда мужа убила лошадь, я плакала не столько о нем, кажется, сколько о тюрьме… Было жалко уходить из нее… и арестанты тоже… им тоже было грустно… (Оглядывает комнату.) Здесь, в этом городе, мне живется хуже… в этом доме есть что-то… нехорошее. Не люди нехороши, а… что-то другое… Однако, знаете, мне стало грустно… Тяжело как-то… Вот мы с вами сидим, говорим… а там, может быть, умирает человек…
Тетерев(спокойно). И нам его не жалко…
Елена(быстро). Вам не жалко?..
Тетерев. И вам…
Елена(тихо). Да, вы правы! Это… нехорошо, я понимаю… но я не чувствую, что это нехорошо! Вы знаете: ведь так бывает, — понимаешь, что дурно, но не чувствуешь этого… Вы знаете: мне больше жалко его… Петра Васильевича, чем ее… Мне вообще жалко его… ему плохо здесь… да?
Тетерев. Здесь всем плохо…
Поля(входит). Здравст…
Елена(вскакивая, идет к ней). Ш-ш! Тише! Знаете… Таня — отравилась!
Поля. Что-о?
Елена. Ну, да, да.! Вот… там у нее доктор и брат…
Поля. Умирает… умрет?
Елена. Никто не знает…
Поля. Из-за чего? Сказала? Нет?
Елена. Не знаю! Нет!.
Петр(высовывая из двери взлохмаченную голову). Елена Николаевна… на минутку… (Елена быстро уходит.)
Поля(Тетереву). Что вы смотрите на меня… так?
Тетерев. Сколько раз вы так спрашивали меня?
Поля. Если все одно и то же… всегда какой-то особый взгляд… зачем? (Подходя вплоть к нему, строго.) Вы что же… меня считаете виноватой… в этом?
