Николай. Вы думаете — не знал?
Татьяна. Я уверена. Когда у человека есть ясная цель, он идет спокойно. А этот торопился. И торопливость была особенная — она хлестала его изнутри, и он бежал, бежал, мешая себе и другим. Он не был жаден, узко жаден… он только жадно хотел скорее сделать все, что нужно, оттолкнуть от себя все обязанности — и обязанность брать взятки в том числе. Взятки он не брал, а хватал, — схватит, заторопится и забудет сказать спасибо… Наконец он подвернулся под лошадей, и они его убили.
Николай. Вы хотите сказать, что энергия брата бесцельна?
Татьяна. Да? Так вышло? Я не хотела этого сказать… Просто он похож на того полицейского…
Николай. Лестного тут мало для брата.
Татьяна. Я не собиралась говорить о нем лестно…
Николай. Вы оригинально кокетничаете.
Татьяна. Да?
Николай. Но — невесело.
Татьяна(спокойно). Разве есть женщины, которым с вами весело?
Николай. Ого!
Полина(идет). Сегодня у нас все как-то не клеится. Никто не завтракает, все раздражены… Точно не выспались. Надя рано утром ушла с Клеопатрой Петровной в лес за грибами… Я вчера просила ее не делать этого… О, боже… трудно становится жить!
Татьяна. Ты много кушаешь…
Полина. Таня, зачем этот тон? Ты ненормально относишься к людям…
Татьяна. Разве?
Полина. Легко быть спокойной, когда у тебя ничего нет и ты свободна! А вот когда около тебя кормятся тысяча людей… это не шутка!
Татьяна. Ты брось, не корми их, пусть они сами живут, как хотят… Отдай им все — завод, землю — и успокойся.
Николай(закуривая). Это вы — из какой пьесы?
Полина. Зачем так говорить, Таня? Не понимаю! Ты бы видела, как расстроен Захар… Мы решили закрыть завод на время, пока рабочие успокоятся. Но ты подумай, как это тяжело! Сотни людей останутся без работы. А у них дети… ужасно!
Татьяна. Так не закрывайте, если ужасно… Зачем же делать неприятности самим себе?
Полина. Ах, Таня, ты раздражаешь! Если мы не закроем — рабочие сделают стачку, и это будет еще хуже.
Татьяна. Что будет хуже?
Полина. Все вообще… Не можем же мы уступать всем их требованиям? И, наконец, это совсем не их требования, а просто социалисты научили их, они и кричат… (Горячо.) Этого я не понимаю! За границей социализм на своем месте и действует открыто… А у нас, в России, его нашептывают рабочим из-за углов, совершенно не понимая, что в монархическом государстве это неуместно!.. Нам нужна конституция, а совсем не это… Как вы думаете, Николай Васильевич?
Николай(усмехаясь). Несколько иначе. Социализм очень опасное явление. И в стране, где нет самостоятельной, так сказать, расовой философии, где всё хватают со стороны и на лету, там он должен найти для себя почву… Мы люди крайностей… вот наша болезнь.
Полина. Это очень верно! Да, мы люди крайностей.
Татьяна(вставая). Особенно ты и твой муж. Или вот товарищ прокурора…
Полина. Ты не знаешь, Таня… а Захара считают одним из красных в губернии!
Татьяна(ходит). Я думаю, он краснеет только со стыда, да и то не часто…
Полина. Таня! Что ты, бог с тобой?..
Татьяна. Разве это обидно? Я не знала… Мне наша жизнь кажется любительским спектаклем. Роли распределены скверно, талантов нет, все играют отвратительно… Пьесу нельзя понять…
Николай. В этом есть правда. И все жалуются — ах, какая скучная пьеса!
Татьяна. Да, мы портим пьесу. Мне кажется, это начинают понимать статисты и все закулисные люди… Однажды они прогонят нас со сцены…
(Идут генерал и Конь.)
Николай. Однако! Куда вы метнули.
Генерал(кричит, подходя). Полина! Молока генералу, — х-хо! Холодного молока!.. (К Николаю.) А-а, гроб законов!.. Моя превосходная племянница, ручку! Конь, отвечай урок: что есть солдат?
Конь(скучно). Как угодно начальству, ваше превосходительство!
Генерал. Может солдат быть рыбой, а?
Конь. Солдат должен все уметь…
Татьяна. Милый дядя, вы и вчера забавляли нас этой сценой… Неужели каждый день?
Полина(вздыхая). Каждый день, после купанья.
Генерал. Каждый день, да! И всегда разное — обязательно! Он, старый шут, должен сам выдумывать ответы и вопросы.
Татьяна. Вам это нравится, Конь?
Конь. Его превосходительству нравится.
Татьяна. А вам?
Генерал. Ему тоже…
