Доктор(резко, тихо). Что вам нужно?
Монахов(таинственно). Чтобы она — несчастье испытала… чтобы удар дали… но — не я! И не вы, батя… Вас мне жалко… я ведь — добрый… и я вижу… все вижу. От удара она мягче будет… несчастье смягчает… поняли, батя?
Доктор. Вы… пьяны? Или вы…
Монахов(с усмешкой). Выпил… все выпили! Разве это не приятно? Это очень приятно…
Доктор(злобно). Вы просто… гадина! (Быстро идет прочь. Монахов подходит к столу — на лице его жалкая, странная улыбка. Наливает вина. Бормочет.)
Монахов. Да… тебе, брат, больно? А мне — не больно?
Притыкина(идет, за ней Дробязгин, Веселкина). Маврикий Осипович, слышал, а?
Монахов. Что именно?
Веселкина. К Черкуну жена воротилась…
Монахов(как всегда). Уже воротилась? Н-да… как же к этому происшествию нужно отнестись?
Притыкина. Сам-то не понимаешь, батюшка?
Веселкина. Ведь он влюбился в Лидию Павловну…
Дробязгин(торопливо). По-моему, они очень подходят друг к другу…
Монахов. Вот и прекрасно…
Притыкина. Что же тут прекрасного? (Дробязгин оглянулся, взял со стола грушу и незаметно ест ее.)
Монахов. Всё. И что они подходят, и что она воротилась… и вы все прекрасные люди, и я хороший человек… Главное — не надо нам мешать друг другу… (Смеется и идет.)
Притыкина. А верно, хороший он… только мало понимает…
Веселкина. Ему некогда понимать, нужно за женой следить…
Дробязгин. Надежда Поликарповна — скромная женщина…
Веселкина. Вы всегда всё знаете! Она только и ждет, как бы влюбиться в кого-нибудь…
Дробязгин. Этого все желают… даже курицы…
Притыкина(вздыхая). Вот уж верно… все желают!
Веселкина. Вы, Пелагея Ивановна, Архипа Фомича любите?
Притыкина. Я-то его очень, да он-то меня не особенно… Ну, что ж делать? Сама виновата: не ходи сорок за двадцать… Вон — голова идет… и сама рожденница с ним… очень милая женщина!
(Идут Богаевская, Редозубов с сыном, Павлин. Дробязгин подтягивается, принимая скромный вид. Гриша делает ему дружеские гримасы, Веселкина смеется, видя это.)
Павлин. Я говорю ей: монастырь — это, девушка, не трудно, а ты вот гнусного родителя твоего возьми и пригрей, — это ноша, это, говорю, крест…
Редозубов. Слышишь, Гришка?
Гриша. Слышу… Ведь я в монастырь не хочу… чего же?
Редозубов. Эх… дурак!
Притыкина. Уж как все хорошо у вас, Татьяна Николаевна! Всего-то много, и все вкусное, все редкое… ох, дорогая вы моя, как это приятно!
Богаевская. Ну, я рада, коли угодила… Жарко вот очень…
Притыкина. А вы лимонаду с коньячком… меня Сергей Николаевич научил лимонад с коньяком пить… освежает!
Редозубов(тоскливо). Татьяна Николаевна! Зачем ты меня позвала? Сидел бы я дома… Вон Павлин говорит — это, говорит, Валтасаров пир…
Богаевская. Оставь детей и уходи, коли не нравится… А Павлин глупости говорит, хоть он и старик…
Редозубов(задумчиво). Заглотал он меня… Что хочет, то и делаю… Это — я?
Богаевская. Зато глупостей меньше делать стал. Давно уж тебя, батюшка, следовало ограничить…
Редозубов. Столбы сломал я… Семь лет за них держался, сколько денег убил по судам…
Павлин. Столбов — жалко. Очень украшали они улицу.
Богаевская. Ну и врешь…
Притыкина. Ездить стеснительно было… а так — ничего! Все-таки каждый видит, каждый спросит, чьи столбы? И знает, что вот в Верхополье городской голова — Редозубов…
Редозубов. Гришка! Чего глаза пялишь на бутылки?
Гриша. Я так, папаша… Больно много их…
Богаевская. Что ты на него орешь? Сам сделал парня дураком, да сам же и сердится…
Редозубов. Ты думаешь, я не вижу, что делается? Эти фармазоны… они варвары, они — нарушители! Они всё опрокидывают, все валится от них…
Богаевская(позевывая). Видно, плохо было построено…
Редозубов. Ты — барыня… тебе ничего не жалко… Вы, баре, чужими руками делали, оттого вам и не жаль… а мы — своим горбом… да…
Богаевская. Да, мы не жадничали… И что нами хорошо было сделано, то, батюшка мой, осталось… А вот умрешь ты, и на месте, где жил, останется только земля испорченная… земля ограбленная.
Редозубов(гневно). Гришка! Иди прочь… Где Катерина? (Идут исправник и Притыкин.) Зови ее домой… иди! Вон — Архип идет… чем он меня лучше? А его наравне со мной ставят… (Идет прочь. Павлин за ним.)
