То же учреждение, но несколько измененное. Оно оборудовано разными механизмами. По мере их пуска в ход зритель понимает их назначение. У задней стены лежат иностранные чемоданы. Чисто. Один длинный стол. Трибуна у стола. На столе ничего нет. В одном углу находится рояль. В другой стороне шарманка; на месте ручки у нее шкивок, от шкива идет вверх ременная передача. Тихо и безлюдно. Во второй, соседней половине учреждения — шум варева. Входят Евсей и Алеша.
Евсей. Ну как у тебя тут — все прилично?
Алеша. Устроено подходяще.
Евсей(оглядывая Алешу). Ты что-то похудел.
Алеша. Мысли из туловища выпустил много, и мне скучно в вашем районе… Евсей, когда же настанут будущие люди — мне надоели, кто живет сейчас. Ты ведь тоже стервец, Евсей!
Евсей. Я-то? Я — стервец. Оттого я и цел. Иначе бы давно погиб, может — и не родился бы. А ты что думал?
Алеша. А как же я тогда жив?
Евсей. Стихийно… Да разве ты живешь? Ты движешься, а не существуешь. Ты зачем стал шарманщиком, летун-дьявол?
Алеша. Социализма хочу поскорей добиться. Рвусь куда-то все время вдаль.
Евсей. Социализм наступит для разумных элементов, а ты пропадешь: ты же — ничто, тебя возглавить надо.
Алеша. Пускай. Я себя все равно не считаю. Но отчего ты весь гад, а важней меня?
Евсей. Я-то? Да это меня массы изгадили: руководишь ведь кой-чем.
Алеша(углубленно). Уж скоро коммунизм, тебя на свете не будет.
Евсей. Меня-то? Что ты? Я боюсь, что света без меня не останется — вот чего!
Шум изготовляющейся пищи раздается сильнее. Входит Щоев. Алеша занимается монтажом наличных механизмов.
Щоев. Доложи, Евсей!
Евсей. Все нормально, Игнат Никанорович! Суп из крапивы готов, щи из кустарника с дубовым салом — париться поставил, механические бутерброды лежат на посту, компот из деляческого сока — на крыше холодится, котлеты из чернозема жарятся. Что касается каши из саранчи и муравьиных яичек, то она преет, Игнат Никанорович! Все прочее — также мобилизуется на плите, а сладкое из клея и кваса поспело первым.
Щоев. А соус — под каким соусом вы это подадите?
Евсей. Соус, Игнат Никанорович, вещь ложная. Мы даем жидкое подспорье из березового сока!
Щоев. А это… Для ясности перспективы ничего не будет?
Евсей. Уксус, Игнат Никанорович, — уксус с махорочной крошкой и сиреневым кустом!
Щоев. Прелестно, Евсей. Теперь сообщи — как с инвентарем.
Алеша. А я вам всю посуду из дерева надолбил. У вас ложек и чашек нигде нету — вы же не догадались, что кругом леса, а в лесу колхозы с рабочими руками. Тут можно устроить целый деревянный век!
Щоев. Деревянный век… Что ж, это тоже приличная переходная эпоха была!
Шум людей за дверью.
Евсей. Гостевая масса идет, Игнат Никанорович.
Щоев. Не пускай. Дай нам опомниться.
Евсей запирает дверь на засов.
Во чего… А научного буржуя с дочкой ты чем будешь кормить?
Евсей. Тем же, Игнат Никанорович. Он сам мне сказал, что сочувствует великой еде будущего и готов страдать за новую светлую пищу.
Щоев. А я что буду есть?
Евсей. Ты, Игнат Никанорович, совместно со мной будешь. Мы с тобой попробуем паек заграничного ученого — я у него для опыта всю пищу взял.
Щоев. Ты умен, Евсей!
Евсей. Ну еще бы! Надо ж всесторонне…
Гости бушуют за запертой дверью.
Щоев. Пускай едоков, Евсей. Алексей, заводи аккорды.
Алеша пускает шарманку: переводит рычаг — и приводной ремень, шлепая во все время игры сшивкой по шкиву, начинает вертеть шарманочный валик. Шарманка тихо, мелодично играет вальс «На сопках Маньчжурии».
Евсей открывает дверь. Входят: Стерветсен под руку с дочерью и с ящиком, Клокотов, выдвиженка Евдокия, пять девушек-служащих, Петр Опорных под руку с женой, трое служащих мужчин с женами и представитель кооперированного населения Годовалов. Затем — пожарный в полном боевом обмундировании и в каске, который становится у дверей; наконец — милиционер.
Шарманка перестает играть. Стерветсен передает Евсею ящик с продуктами.
