Евсей(невидимо где). Сейчас, Игнат Никанорович. Сейчас капустку с огурчиком подытожу и к вам явлюсь.
Щоев. Итожь их быстрей, не сходя с мета. А я потом сам поутюжу твои числа. Ответь мне подробно, что мы сегодня непайщикам даем.
Евсей(невидимо). Клей!
Щоев. Достаточно. А завтра?
Евсей. Книгу для чтения после букваря, Игнат Никанорович.
Щоев. А вчера?
Евсей. Мухобойный порошок системы Зверева, по полпачки на лицо.
Щоев. Разумно ли, Евсей, бить порошком мух?
Евсей. А отчего же нет, Игнат Никанорович? Ведь установки на заготовку мух пока не имеется. Утиль тоже насекомых продолжает отвергать.
Щоев. Я не о том горюю — не перебивай ты мне размышления… Я тебя спрашиваю: что птицы-голуби или прочие летучие, что они будут есть, когда ты мух угробишь? Ведь летучее — это тоже пищевой продукт.
Евсей. А летучих в нынешнем году не ожидается, Игнат Никанорович. Их южнорайонные кооперативы вперед нас перехватили и заготовили. Мы весной, Игнат Никанорович, пустое небо ожидаем. Теперь муха звереть без птицы начнет.
Щоев. Ага, ну нехай так. Пусть жрут летучих. Проверь мне через область телеграфом — не крадут ли в районе установок? Десять суток циркуляров нет — ведь это ж жутко, я линии не вижу под собой!
Играет шарманка на дворе учреждения — старый вальс. Учреждение прислушивается. Щоев тоже.
Евсей(все еще невидимый). Не подать ли музыканту монету, Игнат Никанорович? Все-таки культработник человек!
Щоев. Я тебе подам! Давалец какой! У нас финплан не выполняется, а он средства разбазаривает! Ты пойди у него на дирижабль пожертвование отбери — вот это так!
Евсей показывается, вставая из массы служащих, и уходит вон. Шарманка играет беспрерывно. Переговорная труба на столе Щоева начинает гудеть. Шарманка затихает.
(В трубку). Алла!.. Ты кто? Говори громче, это я — другого нету!
Эти слова, сказанные в трубу, повторяются затем, втрое усиленные, где-то за стенами учреждения, и это от них раздается в окрестных пространствах, пустота которых чувствуется в долготе и скуке многократно отраженных звуков. Разговор по трубе должен происходить этим порядком; особых ремарок, на каждый раз не будет.
Далекий голос(извне учреждения). Грыбки, Игнат Никанорович, червиветь начинают. Дозвольте скушать работникам прилавка — иль выдать массе!
Труба на столе через секунду-две повторяет эти же слова совершенно другим голосом — более глухим, с другим выражением и даже с иным смыслом.
Щоев(в трубу). Какие грыбы?
Далекий голос(за сценой). Грыбки годовалые, соленые, моченые и сушеные…
Щоев(не в трубу). Евсей!
Служащие. Евсей, Игнат Никанорович, кампанию вышел проводить.
Щоев. Трудитесь молча: я сам вспомнил.
Шарманка играет новый мотив. Входит Евсей с чужой соломенной шляпой в руках, наполненной медными деньгами. Он высыпает деньги на стол Щоева. Шарманка утихает.
Евсей. Двадцать рублей дал. Говорит, после еще принесет. Я, говорит, дирижаблю рад: зря, что раньше не слышал про него, а то бы, говорит, сам выдумал советский воздушный корабль.
Щоев. Он что, энтузиаст всякого строительства, что ли?
Евсей. Да, должно быть, Игнат Никанорович.
Щоев. Член чего-нибудь или нет?
Евсей. Говорит, ничего не член.
Щоев. Как же так? Чудно…
Пауза. Шарманка играет вдалеке, еле слышно.
Сроду не видел энтузиаста! Десять тысяч пайщиков объединяю, а все как животные — только есть хотят день и ночь. Пойди приведи его — для моего наблюдения.
Труба рычит что-то на столе.
(Смотрит в трубу, затем — Евсею). Это ты грыбки мучаешь второй год?
Евсей. Это не грибы, Игнат Никанорович, это соя в виде грибов, а я ее замариновать приказал… Чего спешить, Игнат Никанорович, ведь люди все могут поесть, а что толку! Пускай лучше материализму побольше будет, а людей и так хватит.
Щоев(задумчиво). Ты прав на все сто с лишним процентов. (В трубу). Не трожь грыбов, чертова саранча: пускай лежат в виде фонда!
Шарманка играет еще дальше.
(Евсею). Кличь сюда музыку: настроенья хочу.
Евсей уходит.
(Служащим). Дайте мне бумажек подписаться: скучно чего-то сейчас на свете!
Первый служащий(вставая из рядов столов). Тут, Игнат Никанорович, подтверждения и напоминания лежат…
