По меньшей мере полчаса я провел в обществе этих беспокойных двуногих, предоставленный своим мыслям и заботам. Ободранные ладони мои отчаянно болели, и мне нечем было утишить эту боль; меня терзали голод и жажда, ни еды, ни питья не было; я донельзя измучился, а присесть было негде, разве что на пол, да уж слишком непривлекательно он выглядел.
Заслышав приближающиеся шаги, я воспрянул духом. В замке загремел ключ, и вошел юный Рональд. Он затворил за собой дверь и прислонился к ней спиною.
— Ну, знаете ли, доложу я вам! — начал он и не по летам сурово покачал головой.
— Знаю, я поступил весьма бесцеремонно, — отвечал я.
— Ну и кашу вы заварили, черт подери, я в крайне щекотливом положении, — сказал он.
— Ну, а о моем положении что вы думаете? — спросил я.
Вопрос мой, по-видимому, сильно его озадачил, и он уставился на меня юношески простодушным взглядом. Мне хотелось рассмеяться ему в лицо, но я был все же не настолько жесток.
— Я в ваших руках, — сказал я и слегка поклонился. — Поступайте со мною, как почтете нужным.
— Ну, конечно! — воскликнул он. — Так ведь я же не знаю, что нужно!
— Видите ли, — сказал я, — ежели бы вы были уже офицером, дело другое. Но, в сущности, вы пока еще не воин, а я уже не воин; в таком случае, мне кажется, поскольку оба мы джентльмены, значит, как и водится меж благородными людьми, законы дружбы превыше всех прочих законов. Заметьте, я сказал «мне кажется». Упаси вас бог подумать, будто я, желаю навязать вам свое мнение. Мелкие неприятности подобного рода неизбежны в военное время, и тут каждый джентльмен решает сам за себя. Будь я на вашем месте...
— Да-да, как бы вы тогда поступили? — спросил Рональд.
— Честное слово, не знаю, — отвечал я. — Вероятно, колебался бы, как и вы.
— Вот послушайте, — сказал он. — У меня есть один родственник, и я стараюсь понять, как он думал бы на моем месте. Это генерал Грэм из Лайндока — сэр Томас Грэм. Я с ним едва знаком, но преклоняюсь перед ним, кажется, больше, нежели перед господом богом.
— Разделяю ваше восхищение, — сказал я, — и у меня есть на то веские причины. Я воевал против него, был побежден и обращен в бегство. Veni, victus sum, evasi.[13]
— Как! — воскликнул Рональд. — Вы были у Бороссы?
— Был и остался жив, а этим немногие могут похвалиться, — отвечал я. — Хорошенькое было дельце, жаркое. Испанцы вели себя хуже некуда, впрочем, как и всегда в решающем сражении. Маршал герцог Беллюнский поставил себя в дурацкое положение, и уже не в первый раз. А ваш друг сэр Томас пожал все плоды, если тут вообще можно говорить о жатве. Он храбрый и находчивый воин.
— Так, значит, вы меня поймете! — сказал юноша. — Я бы хотел заслужить одобрение сэра Томаса. Как бы он поступил на моем месте?
— Что ж, могу поведать вам одну историю, — отвечал я, — и не вымысел, а чистую правду, об этом самом сражении у Чикланы, или у Бороссы, как вы ее называете. Я служил в восьмом пехотном полку; мы отступали, но вам это обошлось недешево. Мы отбили столько атак, что и не счесть, но тут подоспел ваш восемьдесят седьмой пехотный полк; он надвигался медленно, но неотвратимо. Впереди на коне ехал седовласый офицер со шляпой в руке, он объезжал батальоны и что-то спокойно говорил солдатам. Наш майор Виго-Руссильон вонзил шпоры в бока своего коня, выхватил саблю из ножен и поскакал ему навстречу, но при виде этого величавого старца, который держался так спокойно и непринужденно, словно находился не на поле брани, а в кофейне, майор растерялся и поскакал назад. Вы понимаете, они оказались лицом к лицу всего лишь на краткий миг, однако успели обменяться взглядом. Вскоре после этого майор был ранен, взят в плен и отвезен в Кадис. В один прекрасный день пленникам объявили, что их посетит генерал сэр Томас Грэм.
«Помнится, мы встречались с вами на поле брани, сэр», — сказал генерал и взял майора за руку.
Он и был тот седовласый офицер.
— Ах! — воскликнул Рональд, глаза его сияли восторгом.
— Так вот, — продолжал я, — с того дня сэр Томас посылал майору кушанья со своего стола — обед из шести блюд.
