Репортеры молчали. Все были ошеломлены.
Наконец все тот же бойкий парень решился задать вопрос:
– Мистер Буров, что грозит вам по возвращении на Родину за разглашение военных секретов?
Буров-Сербург улыбнулся.
– Я ведь уже сказал, что говорю по поручению Советского правительства. В сообщении ТАСС, которое передается сейчас на всех волнах и на всех языках, подробно сообщается, как построить излучатель и получить доатомную Б-субстанцию. Это может сделать любая страна, будь она размером с Сан-Марино или с Соединенные Штаты Америки. Атомный щит над каждой страной ничего не будет стоить, отныне он поднимется над всем земным шаром, наполнит земную атмосферу…
– И исключит ядерную войну? – звонко спросила Лиз.
– Да, мисс Морган. Ядерные взрывы становятся невозможными на Земле, тем самым исключаются войны, ненужным становится атомное оружие, в чьих бы руках оно ни находилось: в государственных, гангстерских или частных. Это и уполномочен вам я заявить от имени стран, давно предлагавших отказаться от ядерного вооружения.
Я смотрел на Сергея Бурова и не мог осознать всего, что произошло. Вместо того чтобы попытаться представить себе, что будет теперь в мире, я вдруг вспомнил, что все, кто здесь находится, – и Лиз Морган, и я, Рой Бредли, и другие американцы, так же, как и летчики посланных сюда эскадрилий, – были обречены на гибель. От всей страны не осталось бы ничего… Тот ужас, который я видел в уничтоженном городе, где кто-то двигался, умирал или помогал друг другу, этот ужас показался бы свидетельством жизни по сравнению с той мертвой пустыней, которая осталась бы на месте пышных джунглей, рудников и городов, на том месте, где жили миллионы людей, у каждого из которых были свои заботы, свои мечты и желания…
Ничего бы не осталось. И меня бы не было. А мисс Морган? Ее тоже не было бы… не было бы ее ненужной Сергею Бурову любви…
Ошеломленные репортеры не расходились, хотя Сергей Буров ответил на все вопросы и объявил пресс-конференцию законченной.
Сергей Буров подошел к мисс Морган и ко мне. Он по-приятельски улыбнулся нам. Лиз протянула руку Сергею Бурову и застенчиво улыбнулась:
– Я никогда не думала, что коммунисты такие.
– А я подозревал, что мистер Сергей Буров коммунист, – признался я. – Я не знаю, нужно ли вас благодарить от имени всего человечества, но от имени одного человечишки, оставшегося в живых, я благодарю вас, кем бы вы ни были.
Сергей Буров рассмеялся и похлопал меня по плечу.
– Что же теперь будет с моим поколением? – с горькой иронией спросила Лиз Морган. – Оно не обречено? Как бы оно не возмутилось, что вы связываете ему руки, ограничиваете свободу чувств и желаний, вдруг устранив близкий, привычный и все извиняющий конец мира!
– И все-таки конец ядерным войнам лучше ядерного конца мира, – сказал Буров.
– Вы не будете меня уважать? – тихо спросила Лиз.
– Буду, – пообещал Буров и крепко пожал руку сначала Лиз, потом мне».
Глава третья. Боярыня Морозова
«Москва, апрель…
Дедушка, милый, родной! Ты ужаснешься моим мыслям. Выдержу ли я, окажусь ли достойной твоего замысла?
Я достигла многого, вошла в их науку, оказалась на решающем участке. Мне не дано совершить подвиг на миру, я иду на смерть в темноте. Из этой темноты я сообщила о самом их сокровенном, что могло сделать их сильнее нас. Я была горда, даже счастлива… И вот… Все оказалось прахом. Нелепым, широким жестом они вдруг обнародовали то, что, кроме них, известно было только мне одной. И подвиг мой оказался ненужным, пустым…
С тяжелым чувством въезжала я в твой родной и любимый город. Я хотела бы увидеть его именно таким, каким ты помнил его, о каком рассказывал мне еще в детстве. Но где эти занесенные снегом переулки, трогательно кривые, с уютными особняками, в которых жили твои Зубовы, Шереметевы, Шаховские?.. Где бесчисленные маковки церквей, темные богатства икон и пестрая нищета на паперти? Где санки с медвежьим пологом, где лихачи в лакированных шляпах, подпоясанные кушаками, угодливые половые в ресторанах, бородатые купцы в поддевках, зазывающие в лавки с запахом материи, где звонкий цокот копыт по булыжной мостовой?