Он достал их, стал разглядывать. Сейчас все заткнутся с этим попом… Замолкнут. Не замолкли. Посмотрели, и все. Один только протянул руку – покажи. Сергей дал сапожок. Шофер (незнакомый) поскрипел хромом, пощелкал железным ногтем по подошве… И полез грязной лапой в белоснежную, нежную… внутрь сапожка. Сергей отнял сапожок.
– Куда ты своим поршнем?
Шофер засмеялся:
– Кому это?
– Жене.
Тут только все замолкли.
– Кому? – спросил Рашпиль.
– Клавке.
– Ну-ка?..
Сапожок пошел по рукам; все тоже мяли голенище, щелкали по подошве… Внутрь лезть не решались. Только расшиперивали голенище и заглядывали в белый, пушистый мирок. Один даже дунул туда зачем-то. Сергей испытывал прежде незнакомую гордость.
– Сколько же такие?
– Шестьдесят пять.
Все посмотрели на Сергея с недоумением. Сергей слегка растерялся.
– Ты что, офонарел?
Сергей взял сапожок у Рашпиля.
– Во! – воскликнул Рашпиль. – Серьга… дал! Зачем ей такие?
– Носить.
Сергей хотел быть спокойным и уверенным, но внутри у него вздрагивало. И привязалась одна тупая мысль: «Половина мотороллера. Половина мотороллера». И хотя он знал, что шестьдесят пять рублей – это не половина мотороллера, все равно упрямо думалось: «Половина мотороллера».
– Она тебе велела такие сапожки купить?
– При чем тут велела? Купил, и все.
– Куда она их наденет-то? – весело пытали Сергея. – Грязь по колено, а он – сапожки за шестьдесят пять рублей.
– Это ж зимние!
– А зимой в них куда?
– Потом – это ж на городскую ножку. Клавкина-то не полезет сроду… У ей какой размер-то? Это ж ей на нос только.
– Какой она носит-то?
– Пошли вы!.. – вконец обозлился Сергей. – Чего вы-то переживаете?
Засмеялись.
– Да ведь жалко, Сережа! Не нашел же ты их, шестьдесят пять рублей-то.
– Я заработал, я и истратил, куда хотел. Чего базарить-то зря?
– Она тебе, наверно, резиновые велела купить?
– Резиновые… – Сергей вовсю злился. – Валяйте лучше про попа – сколько он все же получает?
– Больше тебя.
– Как эти… сидят, курва, чужие деньги считают. – Сергей встал. – Больше делать, что ли, нечего?
– А чего ты в бутылку-то лезешь? Сделал глупость, тебе сказали… И все. И не надо так нервничать…
– Я и не нервничаю. Да чего ты за меня переживаешь-то?! Во, переживатель нашелся! Хоть бы у него взаймы взял, или что… Сидит, курва, переживает… аж нос посинел.
– Переживаю, потому что не могу спокойно на дураков смотреть. Мне их жалко…
– Иди свой нос приведи в нормальный вид.
– Пойдем вместе? Сапожки обмоем…
Еще немного позубатились и поехали домой. Дорогой Сергея доконал механик (они в одной машине ехали).
– Она тебе на что деньги-то давала? – спросил механик. Без ехидства спросил, сочувствуя. – На что-нибудь другое?
Сергей уважал механика, поэтому ругаться не стал.
– Ни на что. Хватит об этом.
Приехали в село к вечеру.
Сергей ни с кем не подосвиданькался… Не пошел со всеми вместе – отделился, пошел один. Домой. Клавдя и девочки вечеряли.
– Чего это долго-то? – спросила Клавдя. – Я уж думала, с ночевкой там будете.
– Пока получили да пока на автобазу перевезли… Да пока там их разделили по районам…
– Пап, ничего не купил? – спросила дочь, старшая, Груша.
– Чего? – По дороге домой Сергей решил так: если Клавка начнет косоротиться, скажет – дорого, лучше бы вместо этих сапожек… «Пойду тогда и брошу их в колодец».
– Ну, чего-нибудь. Ничего?
– Купил.
Трое повернулись к нему от стола. Смотрели. Так это «купил» было сказано, что стало ясно – не платок за четыре рубля купил муж, отец, не мясорубку. Повернулись к нему… Ждали.
«Какой-то я не хозяин в доме получаюсь, – подумал в этот миг Сергей. – Прямо обмер сижу, язви тебя совсем. Чего уж так?»
– Вон, в чемодане. – Сергей присел на стул, полез за папиросами. Он так волновался, что заметил: пальцы трясутся.
Клавдя извлекла из чемодана коробку, из коробки выглянули сапожки… При электрическом свете они были еще красивей. Они прямо смеялись в коробке. Дочери повскакали из-за стола… Заахали, заохали.
– Тошно мнеченьки! Батюшки мои!.. Да кому это?
– Тебе, кому.
– Тошно мнеченьки!.. – У Клавди с ноги полетел тапок. Она села на кровать, кровать заскрипела… Городской сапожок смело полез на крепкую крестьянскую ногу. И застрял. Сергей почувствовал боль. Не лезли… Голенище не лезло.
