— Вы всегда думали об этом?… Ну, о том, чтобы поступить в семинарию?
— Всегда.
— Но вы долго сомневались?
— Да, до прошлой зимы.
— И в один прекрасный день вы вдруг приняли решение?
— Да, именно в один прекрасный день.
— И вы могли бы назвать эту дату?
— Да, мог бы.
— Значит, произошло какое-то событие. Положившее конец вашим сомнениям?
— Возможно… Не знаю… Я не могу вам этого сказать.
— Конечно, с моей стороны нескромно вас так расспрашивать. Но клянусь, мною движет не любопытство. У меня его нет. Люди меня не интересуют. Кроме тех, кого я люблю.
Ксавье отвернулся. Он вдруг почувствовал под пальцами правой руки грубую ткань обивки кресла. Небо в окне было совсем белесым, лишь кое-где темнели тучки. Вот он, миг, когда он услышал это слово. И это слово будет всегда с ним. Он затаит его в себе, как когда-то ребенком таил свои сокровища в старой коробке. Быть может, через много лет в какой-то день он найдет его целым и невредимым, но слишком слабым, чтобы дать росток.
— Нет, вы не нескромны, — сказал он. — Но есть вещи… если их рассказать, они кажутся такими неправдоподобными и нелепыми…
— Я пойму.
— Вы будете надо мной смеяться, а главное, воспользуетесь моей откровенностью, чтобы убедить меня, что мое решение — безумие.
— Ну так докажите, что не боитесь меня, что ваше призвание устоит перед этим испытанием — настолько оно серьезно.
— Да-да, я сделал свой выбор уже давно, хотя сам этого и не сознавал. Поэтому достаточно было пустяка, чтобы все прояснилось. О, вам это покажется смешным!.. Родители, чтобы бороться с моим призванием, заставляли меня ходить в гости.
Мирбель расхохотался:
— О, это уж чересчур! Блестящая затея! Знаю я эти званые вечера, которые дают буржуа, чтобы пристроить своих дочек. Там и у меня возникает желание податься в монастырь, хоть к траппистам!..[5]
— Ведь верно? — подхватил Ксавье.
— Кошмар! Все эти прыщеватые юнцы, и бедняжка дочка барабанит на пианино, жара — не продохнуть, слишком сладкое шампанское и запах пота… Уж если любишь праздники, то надо бывать в свете, не правда ли? В настоящем! Впрочем, меня от него просто рвет.
Его рвало от общества, но он к нему принадлежал, был его частью.
— На этих вечеринках я был наверняка нелепее всех, — сказал Ксавье. — Я плохо танцую и не знаю, как себя вести. Представления не имею, о чем принято болтать с девушками. На званом вечере, конечна Вообще-то, поверьте, у меня были знакомые девушки, признаюсь даже, что у меня есть подруга…
— А что тут такого? — прервал его Мирбель.
— Но на таких вечерах… я решил, что всегда буду ухаживать за одной и той же девушкой… ее почти не приглашали танцевать, хотя она вполне мила… только, пожалуй, немного болезненна, что ли. Она была самой младшей в многодетной семье; представляете, один только мальчик и целый хоровод девиц. Она довольствовалась мной, поскольку не было ничего лучшего.
— Она вам нравилась?
— Конечно, нет. Во всяком случае, не в том смысле, какой вы имеете в виду. Да и вообще ни в каком. Я ходил с ней, чтобы чем-то заняться, чтобы не стоять вечно у окна.
— Но вы ведь так щепетильны, разве вас не пугало, что она к вам привяжется?
— Нет, любой человек, даже я, никогда на этот счет не ошибается. Я знал, что не нравлюсь ей, она терпела мое общество, только чтобы не просиживать стул во время танцев. Но тут возникло одно обстоятельство, которого я не учел. Как-то раз Жак, это мой старший брат…
— Да, я его знаю. Вам нравится ваш брат, вы его любите?
— Ну конечно! Кто же не любит брата?
— Между нами говоря, он полная посредственность, да еще этот надутый, высокомерный вид… одним словом, зануда… И одет, словно только что от портного.
Ксавье, к досаде своей, почему-то не рассердился и даже не почувствовал себя задетым.
— Нет, нет, это несправедливо, — запротестовал он. — Вы меня огорчаете. Не судите о нем по внешности. Клянусь вам, у него столько достоинств! Его все очень ценят. Он пожертвовал учебой, чтобы помогать отцу. А вот я… словом, как говорится, в семье не без урода.
— Вот что значит семья! Вашим братом в семье гордятся, верно? А то, что есть в вас, — этот удивительный свет, который от вас исходит, — этого никто дома не видит.
