«Какие-то животные, идиоты», как представлялись кружку передовых все эти Повенежные, Ларио, Шацкие, сам Карташев и множество других, — вся та масса, которая составляет толпу, решительницу всех дел, — для Карташева не были ни животными, ни идиотами: он был плоть от плоти, кровь от крови этой толпы. И это давало ему ту открытую силу влияния, которой не имели его противники.
Приближалось время бала, который давал ежегодно институт в пользу своих недостаточных студентов. Шли горячие споры, где быть балу: в самом институте или в Дворянском собрании.
На сходке, назначенной по этому поводу, Карташев горячо говорил:
— Их цель, — он показал на Красовского, — устройством бала вне института втянуть нас в беспорядки… Туда к нам ворвется вся эта толпа бунтующих, устроят все по-своему, и, если бы даже мы и были ни при чем, они в наш счет наделают столько скандалов, что и мы будем скомпрометированы, а нашим красным ведь этого только и надо. Им это надо, а нам надо спасти честь нашего заведения, и поэтому я высказываюсь за вечер в институте.
Молодой, красивый студент Красовский, с карими горячими женскими глазами, предводитель своей партии, в малороссийской рубахе, с ненавистью и презрением слушавший Карташева, овладев собой, заговорил мягко и вкрадчиво:
— Но ведь если говорить о скандале и желать его, то ведь, Карташев, его можно сделать везде…
— Нет! Стены этого здания удержат вас от скандала!
— Карташев, — с ласковым ехидством спросил Красовский, — как эти стены, сделанные из камня, песку и извести, могут удержать кого-нибудь?
— Нет, нет, вы оставьте эту детскую игру слов, — вскипел Карташев, — ею, Красовский, в четвертом классе мальчишки стараются наповал убить своих врагов, и если вы до сих пор не научились понимать фигуральных выражений, то ради этого я не буду отвлекаться от существа спора.
— Ну, хорошо, — усмехнулся Красовский. — Будем стоять на существе: какая цель нашего вечера? Я думаю, не столько самим веселиться, сколько собрать побольше денег для своих бедных товарищей. Так?
— Так.
— Я думаю, в Дворянском собрании мы больше соберем, чем здесь.
— Ну, положим, — возразил кто-то из толпы, — в институте мы денег соберем больше: одни почетные билеты дадут нам больше, чем весь сбор в Дворянском собрании, а почетных в Дворянском может и не быть…
— В Дворянское собрание не поедет никто из почетных! — крикнул другой.
— Конечно, в нашем институте сбор будет больше, — раздалось несколько голосов.
Выдвинулся Повенежный. Он стоял боком, с засунутыми в карманы руками, дрыгал ногой и поводил с презрением своими навыкате глазами. Он, с особенным подчеркиванием растягивая слова, проговорил:
— И надо цены на все билеты назначить, по крайней мере, по пяти рублей, чтобы быть гарантированными в порядочной публике.
— Но тогда нас и за студентов никто не будет считать, — ответил Красовский.
— И не надо…
— Вам не надо, а мы говорим обо всех.
Повенежный, фыркнув, круто отвернулся от Красовского и посмотрел на Карташева.
— Конечно, — уклончиво согласился Карташев.
Поднялся крик и споры, каждый говорил свое.
— Карташев, — заговорил, пользуясь общим шумом, с восточным акцентом черный большой студент. — Вы не помните меня, а я вас помню — мы вместе сидели с вами когда-то в гимназии: я Августич…
— Я помню вас.
— Если те не понимают, то вы понимаете, что делаете… Вы честный человек. Если вам дорога честь заведения, вы должны знать, что говорят о нем. Говорят, что у нас, если в одном конце чертежной кто-нибудь затянет: «На земле весь род людской», — то на другом конце непременно подхватят: «Чтит один кумир священный».
Все рассмеялись. Августич продолжал:
— В этом честь заведения…
Карташев перебил нетерпеливо:
— Да к чему все это? Ведь все дело сводится к тому, что везде беспорядки, а у нас их нет, и вам завидно, и вы как-нибудь хотите их создать, и это вам не удастся… И гимназия, где мы были вместе, здесь ни при чем: именно оттого, что я дурака валял тогда, я и не желаю теперь таким же быть… не желаю давать себя и других водить за нос…
— Послушайте, Карташев, — вспыхнул Красовский, — наконец и у нас же терпенье может лопнуть. Если вы нахально стоите на том, что мы хотим за нос кого-то водить, то ведь и мы станем утверждать то же: вы за нос водите! Вы морочите! Вы в каких-то непонятных целях драпируетесь в какие-то вонючие, скверные, негодные тряпки и уверяете и морочите нас, что это красиво, эффектно и, главное, искренне. Оставьте хоть это и позвольте, в свою очередь, сказать нам: морочьте других.
