Младшая сестра Сикорского была похожа на какую-то маленькую миньятюру, легкую и воздушную. Микроскопическая ручка, прекрасные неподвижные черные глаза, поразительная белизна кожи, несмотря на лето, на общий загар, хорошенький полуоткрытый рот и ряд мелких белых зубов — все вместе производило впечатление видения, которое вот-вот поднимется на воздух и исчезнет.
Голос ее был еще мелодичнее, еще тише и нежнее, чем у сестры.
В тихом вечере в саду нежно и звонко пела какая-то птичка, и Карташеву слышалось что-то родственное в этом пении и голосе младшей сестры Сикорского.
В ее лице не было надменности старшей. Напротив: в глазах светилась поразительная доброта, ласка, интерес.
Карташев сразу почувствовал себя хорошо в обществе двух сестер.
Солнце зашло, но еще горел светом сад и сильнее был аромат поливавшихся садовником роз, клумбы которых окружали террасу.
— Вы знаете, на изысканиях, — говорил Карташев, — я научился любить природу. Природа — это самая лучшая из книг, написанная на особом языке. Этот язык надо изучить. Я его изучил, и теперь чтение этой книги доставляет мне такое непередаваемое наслаждение. Все остальное на свете ничего не стоит в сравнении с ней.
— Потому что все-таки это она, — сказала старшая сестра, и все рассмеялись.
— Хотите посмотреть, — тихо и смущенно предложила младшая сестра, — вид с нашего обрыва в саду?
— Ну, идите, а я буду приготовлять к ужину.
По извилистым дорожкам сада Елизавета Андреевна и Карташев прошли к обрыву над Днестром, где стояла вся обросшая диким виноградом беседка.
Карташев сел рядом с ней и казался сам себе таким маленьким и неустойчивым, что все боялся, что вот он ее толкнет, и она, вздрогнув, растает, сольется с тем живым и прекрасным, что было перед глазами: сверкающая лента Днестра, неподвижная полоса зеленых камышей, прозрачное небо непередаваемых тонов. И все: небо и река, камыши и воздух замерли в своей неподвижности, и только где-то песня, протяжная и нежная, нарушала неземную тишину этой округи.
Песня смолкла, Карташев спросил:
— Кажется, очень хорошо спето?
— Хорошо… Это на соседней даче один больной чахоточный студент поет.
— Какая это песня?
В ответ Елизавета Андреевна вполголоса запела песню — так мелодично, так музыкально, что Карташев боялся пошевелиться, чтобы не нарушить очарованья.
Когда она кончила, Карташев сказал:
— Ах, как хорошо вы поете; наверно, вы и играете отлично, — это сразу чувствуется. И знаете, пенье бывает — помимо того, хорошее ли оно или нет, — умное или глупое. У вас умное, очень выразительное. Ничего лучше нет на свете пенья, музыки…
— Природы… — лукаво подсказала Елизавета Андреевна.
— А разве это не проявленье все той же природы? Все один и тот же общий, гармоничный аккорд одного и того же оркестра, где природа, музыка, красота — под общей дирижерской палочкой.
— А кто дирижер?
— Кто? Молодость.
— А когда молодость пройдет?
— Впрочем, нет, не молодость. Чувство красоты, любви к музыке, к природе остаются вечно в человеке. Напротив, молодость мешает созерцательному настроению. Она отвлекает, она, как буря на море, постоянно волнует поверхность, закрывает даль тучами и не дает возможности отдаваться полностью наслаждению сознания, что живешь и чувствуешь. Я буду очень счастлив, когда эта молодость со всей ее ненасытимостью оставит меня.
Елизавета Андреевна улыбалась, и теперь Карташев сравнивал ее с той единственной звездочкой, которая появилась на горизонте и робко, нежно и нерешительно искрилась там.
Он вспомнил вдруг Аделаиду Борисовну и горячо сказал:
— И вы знаете, в молодости человек при всем желанье не может быть честным.
— Напротив, я думаю, только в молодости, пока земное не коснулось еще, и может быть и честен и идеален человек. Никто же сразу не берет взяток…
— Я не об этом, это уж полная гадость, о которой и говорить не стоит. Нет, а вот возьмите так: вы кого-нибудь любите — хотите его любить всю жизнь, и вдруг чувствуете, что вам и другой уже начинает нравиться…
— Значит, не очень любите.
— Не знаю, на своем веку я очень любил, а никогда застрахован не был.
— Может быть, еще полюбите и застрахуетесь. Не большой еще ведь век ваш.
