— Вот именно, — подтвердил Сторожев.
— Ну, с этого бы и начинали, — проворчал Антонов. Помолчав, он спросил Сторожева: — А кстати, где теперь Флегонт Лукич, черт бы его побрал?
— На высоких, слышь, должностях.
— Ну, а братец твой Сергей? Он, слышал, в матросы пошел?
Сторожев хмуро повел бровями.
— Этот в дядьку удался — большевик. Не ныне-завтра в село ожидаем. — Скулы Сторожева покраснели от злости.
Антонов обратился к Булатову, читавшему газету.
— Что нового?
— Погоди малость, все узнаешь, — пробормотал Булатов, не отрываясь от газеты.
Открылась дверь, в ней показался хозяин.
— Петр Иванович, любезный, будь добр, повремени минутки три, а потом зайди ко мне. — И захлопнул дверь.
— Какие у тебя дела с ним? — полюбопытствовал Антонов, без всякого, впрочем, интереса.
— Да так, мелочишка, — солидно поглаживая усы, отозвался Сторожев. — Купчую надо составить. У соседа нашего, помещика Улусова, — помнишь такого? — землю прикупил округ Лебяжьего озера. Ну, хозяин-то, — Сторожев кивнул в сторону двери, — старый наш знакомец, бумагу обещал составить. — Он помолчал. — Господин Улусов, как из земских начальников его поперли, в прах разорился. Оно и понятно: без ума хозяйство на корню гниет.
— А ты, стало быть, тут как тут? — с ехидством спросил Булатов, подмигнув из-за газеты Сторожеву.
— Должность должностью, а землицу, значит, к рукам прибираешь, — в тон ему, с насмешкой ответил Антонов. — Помню, давненько ты начал землицей заниматься… Торопишься, Петр Иванович, торопишься. Оно и без купчей земля ваша будет.
— Хм! — произнес Булатов. — Чья, собственно?
Антонов не нашелся что ответить, а Сторожев сказал веско:
— Это точно. Земля должна быть нашей. А я так понимаю, что у доброго хозяина и земли должен быть добрый кус. Все течет, все плывет, земля землей остается. Да и то сказать, на кой ляд она голытьбе? Чем ее пахать, чем сеять, откудова навоз брать? Из-под кобеля нешто? А у меня и машины, и лошади, и коровы. А то ведь эк чего выдумали: слово «мое» под корень подрезать! А на нем мир с испокон веков держится. Нет уж, что мое — мое! Тем более ежели за землицу денежки заплачены. Стало быть, все по закону. — Он поднялся и неторопливо, сутулясь, прошел к хозяину.
Булатов отбросил газету, закурил короткую трубочку, бросил спичку в пылающий камин, подсел поближе к Антонову и приглушенно заговорил:
— Хозяина знаешь?
— Первый раз вижу. Хлыщ какой-то.
— Неважно. Адвокат, а теперь уполномоченный Петроградской конторы Автогужтранспорта. Работает по части ремонта конского поголовья для армии.
— Скажи-ка! — усмехнулся Антонов. — Вроде бы и не похоже.
— Опять же неважно. У нас он идет под фамилией Горский. Запомни, Горский. Настоящая его фамилия Федоров, но ты ее забудь.
— Слушаюсь. Да и какая мне разница! Горский так Горский. Лошадей мне у него не покупать, поди? — Антонов сухо посмеялся.
Булатов шепнул что-то на ухо Антонову. Тот отшатнулся от него, даже рот приоткрыл от удивления.
— Понял?
— Так точно. Скажи, пожалуйста! — Антонов долго тряс головой.
Булатов, хмыкнув, раскурил трубочку и снова начал:
— Дела, Александр, неважные. Скверные дела. Насчет слухов ты прав, большевики к власти вот как рвутся. Не буду вдаваться в подробности, расскажу, когда эти двое вернутся. Но у меня с тобой разговор их не касающийся. Помнишь, как ты обижался на нас, когда мы сунули тебя в милицию воров ловить, жуликов лупить? Тогда ни я, ни губернский комитет партии не имели права раскрывать тебе кое-какие карты. Теперь я уполномочен нашими тамбовскими товарищами и центральным комитетом сказать, почему мы держали тебя в тени. Можешь верить, если бы не случилось того, что случилось в октябре в Питере, если бы эта мелкотравчатая сволочь Керенский не продал Россию, недолго бы ты сидел в милиции, ждал тебя большой пост… Веришь мне или нет?
— Тебе верю, — хрипло, судорожно сжимая от волнения руки, ответил Антонов. — А этим комитетчикам! Как будто один Керенский виноват… А наши что смотрели? — зло выпалил он. — Министры, черт бы их побрал, главноуговаривающие подлецы!
— Ну, что было, то было, — успокоительным тоном произнес Булатов. — На ошибках учатся все.
