Делегаты вдруг замолчали. Антонов злобно посмотрел на брата. Кто-то из крестьян обратился к Плужникову, голос его дрожал от негодования:
— Это кого же, не возьму в толк, хочет грабить Митрий Степаныч?
Делегаты загудели, сгрудились в кучу. Димитрий, пьяно ухмыляясь, сел. Фирсов зло улыбался; что-то шипел на ухо Антонову Шамов.
Антонов подошел к брату и, взяв его за шиворот, выставил вон.
— Глуп он, — угрюмо заметил Антонов, обращаясь к крестьянам, — молод. Вы простите его, прошу вас. Мы с вами теперь одной веревочкой связаны навек. До конца стоять буду. Эй, ты, передай там своим батькам: до последней капли воевать буду! Поломаю коммуну.
— Дурак! — презрительно бросил Фирсов.
— У меня две армии, — взбесился Антонов, — махну рукой — три будет! Кровью залью Россию, в крови большевиков перетоплю. И ваших батек туда же, подлецов, предателей! Продались Советам? Совесть забыли? Мужики, воевать будем, не сдавайтесь!
Мрачные делегаты молчали. Не прощаясь, они стали выходить из комнаты.
Фирсов весело смеялся, вздрагивая и вытирая пот. Рассвирепевший Сторожев подошел к нему, взял за ворот пиджака и встряхнул, как щенка.
— Будя смеяться-то, сука! — и, с силой грохнув Фирсова в угол, вышел.
1
Ранним весенним утром, когда тянулись по земле длинные тени и было еще прохладно, Листрат и Федька проскочили через антоновское село Ивановку к хутору Александра Кособокова.
Листрат смотрел на крутившегося в седле Федьку, на его ребячье лицо с сияющими глазами и вспоминал тот день, когда Федька уходил в красный отряд.
И вот который месяц служит парень в разведке, да так и не свыкся с будничной боевой жизнью. Эти холодные зори, отсидки в кустах, враждебные села и деревни, где за каждой ригой ждет смерть, были для Федьки такими же новыми, волнующими, как в первые дни; они заставляли сердце быстрее гнать молодую горячую кровь.
Листрат закурил и, озорно подмигнув, сказал:
— Ишь ты, темляк-то у тебя какой фасонный. Где достал?
Федька одернул ярко-красный темляк на укороченной шашке и солидно ответил:
— А темлячок, братец ты мой, достался мне недавно от одного бандюка. Ухлопали мы его с Чикиным. Хорош темлячок?
Листрат спрятал улыбку в усах и, выпустив облако дыма, заметил:
— Скажи, пожалуйста, что-то я — то не слышал, как вы с Чикиным бандита убили?
— То-то, не слышал, — ответил Федька. — Фасонный темлячок, а? А скажу тебе, братец мой, бандит этот не иначе Сторожева первый помощник. Уж я за ним гонялся, уж я гонялся!
— Да брешешь ты! — ухмыльнулся Листрат. — Брешешь, Федор Никитич! Тебе Оля Кособокова темляк сплела, а никакого такого бандита и не было.
Федька отвернулся и сердито ответил:
— Врут люди. Завидки берут, вот и врут.
Федька хотел что-то сказать еще, но из-за поворота внезапно вынырнул высокий, суровый, с седеющей бородой крестьянин, остановил разведчиков.
— Можно прикурить, служивые?
— Валяй прикуривай, Василий Васильевич, — придержал жеребца Листрат. — Не признал, что ли?
— А-а-а, Листрат Григорьевич! А я все думаю, будто обличье-то знакомое. Бороду ты сбрил, ан и не похож на себя стал.
Мужик говорил неторопливо, степенно поглаживая бороду.
— Ну, что? — спросил его Листрат. — Отдали тебе мельницу антоновцы?
— Отдали. Не дело, чтобы без хозяина оставалась мельница.
— Та-а-ак, — протянул Листрат. — Ну, поехали. Трогай, Федя.
— Куда же вы теперь направляетесь? — спросил мельник как бы невзначай.
Листрат, не отвечая, тронул поводья и отъехал. Федька, ударив своего Татарина ногой, бросил:
— К свату на хутор едем — к Александру Афанасьевичу Кособокову. Устали до смерти, измотались. Н-ну, Татарин!
Василий Васильевич посмотрел вслед разведчикам и, не торопясь, пошел к мельнице.
— Дернуло тебя, собачьего сына, за язык, — зло проворчал Листрат. — Тоже, разведчик. Стукнуть бы тебя по башке.
— Чего тебе сделалось? — огрызнулся Федька. — Ну, сказал. Тут о зеленых не слыхать. Да и мужик-то свой, отцов приятель.
— Он твоему отцу, дурак, такой же приятель, как я Сторожеву. Твой отец от него трех коров да четырех лошадей в Совет увел в восемнадцатом году, а Василий Васильевич обиду сто лет помнит.
