Таким образом, исправляя рассказ, Чехов не подчинял манеру редактируемого автора целиком своей собственной. Правка высветлила наиболее удачные приемы автора, сделав текст рассказа компактней и выразительней.
Чеховский урок, сколько можно судить по дальнейшей продукции Гольдебаева, не оказал существенного влияния на его манеру. Вступив в литературу почти на четверть века позже Чехова и пережив его на двадцать лет, он и в поздних своих вещах остался гораздо более архаичным, чем его редактор, благополучно сохранив те черты, от которых пытался помочь ему избавиться Чехов. Судя по авторской: правке рукописей некоторых опубликованных произведений, Гольдебаев пытался иногда делать перемены в направлении, показанном Чеховым. Так, в рассказе «Мама ушла» исключено обширное обращение в начале: «Пора, читатель, отдохнуть от деловой суеты…» и аналогичное в конце (ЦГАЛИ, ф. 133, он. 2, ед. хр. 35). Но все остальное не менялось. Это, прежде всего, пристрастие к разного рода литературным красивостям. Ср., например, пейзаж в рассказе «Галчонок»: «Широко развертывалась даль от спящих, черных избенок полевой улицы, и вся белая, искрометная, нежно льнула к горизонту, навевая ему свои знойно-холодные, алмазные сказки; и он, задумчивый, глубокий, казался внемлющим трепету блестящих искр, томливых, ярких, неисчислимых пылинок изумруда, рубина…» (Сборник «Знание», XXIX. СПб., 1909, стр. 31). Эту особенность отметил рецензент I тома «Рассказов» Гольдебаева, Ф. Д. Крюкова[77]: «И чего только нет в этом раздолье словесности: и властный голос святой плоти, и темь, провалы, изгибы, извивы, изломы… <…> Героиня „вырешает“ вопрос о поездке в Австралию, „задумчиво внюхиваясь в какой-то желтый цветок“ <…> Когда героиня любуется на свое отражение в воде, оно „кажет ей белые зубы в пунцовом атласе“» («Русское богатство», 1910, № 4, стр. 81). Сохранилось многословие, любовь к подробным описаниям. Об этом через шесть лет после правки Чехова, писал Гольдебаеву М. Горький: «Посылаю Вам оттиски Ваших рассказов, читал их дважды и нахожу: они нуждаются в сокращениях <…> Сделайте это по методу „чтобы словам было тесно, мыслям — просторно“. Очень прошу, это равно полезно и в Ваших интересах, и в интересах читателя» («Архив А. М. Горького», т. VII. М., 1959, стр. 71). «Как писатель, — отмечал современный критик, — Гольдебаев был представителем старых течений и при всем желании никак не мог приспособиться к новым запросам: он писал бесконечные повести и романы, которых никто не хотел печатать» (Н. Н. Фатов. А. С. Неверов. Л., «Прибой», 1926, стр. 66). В архиве литератора сохранились неопубликованный роман «Зеленый клин» (1912), повесть «Как я стал коммунистом» (около 1920?), рассказы, стихи. Все эти вещи — и напечатанные, и нет — в полной мере сохранили и дидактизм, прямолинейность, и склонность к морализированию, и литературную несамостоятельность, от которой он не смог избавиться до конца. Рассказ «Ссора» остался лучшим произведением Гольдебаева.
А. С. ПИСАРЕВА. «СЧАСТЬЕ»
Впервые — ЛН, т. 68, стр. 845–854.
Печатается по автографу, с правкой Чехова (ГБЛ).
Молодая писательница А. С. Писарева, жившая в Петербурге, впервые обратилась к Чехову 8 августа 1903 г., отправив тогда рукопись повести «Капочкина свадьба». «Мне 26 лет, — писала Писарева, — я напечатала только три рассказа и не знаю, что выйдет из этого; повесть, которую Вам посылаю, была в редакции „Русское богатство“. В. Г. Короленко не принял ее, найдя (его слова) интересной и живо написанной в деталях, но интересной лишь в бытовом отношении. В общем отзыв его был мягок и кончался словами: „быть может, она найдет себе место в другом журнале“. Мне хочется надеяться, что повесть будет прочтена Вами и что в отрицательном или положительном смысле Вы отзоветесь о ней, хочется надеяться, потому что это слишком интересно и важно» (ЛН, т. 68, стр. 845).
Дальнейшая судьба «Капочкиной свадьбы» неизвестна. Скорее всего, рукопись была возвращена автору. В письме того времени (5 августа 1903 г.) редактору «Русской мысли» В. А. Гольцеву Чехов выражал готовность просматривать рукописи и редактировать их для журнала, но тогда же в другом письме — К. Д. Бальмонту — заметил: «Я состою редактором пока лишь in spe <в будущем>, рукописей не читаю и начну читать их и определять их судьбу, вероятно, не раньше будущего года».
