Том 18. Гимназическое. Стихотворения. Коллективное - страница 123

О делах газеты Чехов говорил с Сувориным и ранее (см. письмо Ал. П. Чехову от 7 или 8 сентября 1887 г.), но только теперь, писал он, «живя у Суворина, я поближе познакомился с целями, намерением и habitus’ом „Нового времени“. Со мной были откровенны» (Письма, т. 2, стр. 301). «Положение нововременских дел мне известно», — сообщал он К. С. Баранцевичу 3 февраля 1889 г. (Письма, т. 3, стр. 141). Чехову небезразлична тематика «Нового времени», и он говорит о ней издателю, рекомендует новых сотрудников, сам редактирует рассказы молодых литераторов, печатавшихся в «Новом времени» (см. раздел «Редактированное» в наст. томе). «Скучно пробавляться одною беллетристикой, хочется и еще что-нибудь», — замечал он в письме к брату (Письма, т. 3, стр. 75) и советовал ему писать передовые (там же, стр. 77). Пишет он их и сам, в октябре — декабре выступая с публицистикою трижды. Это — «Московские лицемеры» (написано 7 октября, опубликовано 9 октября 1888 г.), статья о Пржевальском (написана 24 октября, напечатана 26 октября) и «Наше нищенство» (написано 18 ноября, опубликовано 4 декабря).

То, что чеховских статей между 9 октября и 4 декабря в газете более не появлялось, можно считать установленным — «Московских лицемеров» Чехов сам назвал дебютом, а 18 ноября он сообщал Ал. П. Чехову: «Сегодня я послал третью передовую». В письме к Е. М. Линтваревой от 23 ноября 1888 г. Чехов говорит об объеме статей и перечисляет все свои темы: «Пишу я статьи в 100–200 строк, не больше, пишу о чем угодно: о путешественниках, о татарах, об уличном нищенстве, о всякой всячине» (следы замысла неосуществленной статьи о судьбе татар также отыскиваются — см. Письма, т. 3, стр. 79).

Гораздо больше вероятия, что чеховские материалы могли появиться в «Новом времени» в декабре 1888 — январе 1889 г. За эти месяцы Чехов дважды гостил у Суворина, всякий раз почти по две недели. Уже сам этот факт может служить настораживающим сигналом.

Прежде всего потому, что в своем общении Чехов имел дело не с обычным собеседником, но с владельцем популярной газеты. Вторая причина — некоторые важные особенности чеховской публицистики. Говоря о ней, обычно — вольно или невольно — подразумевают прежде всего такие вещи, как «Пржевальский», «Наше нищенство», «В Москве» — статьи, очерки обобщающего характера, и иногда даже с элементами обобщения образно-художественного («В Москве», «Из Сибири»). Меж тем, если рассмотреть публицистику Чехова в целом, т. е. заметки, статьи, рецензии, отклики в «Зрителе», «Москве», «Осколках», «Петербургской газете», «Будильнике», то статьи общего характера займут в его наследии в количественном отношении ничтожное место, а в подавляющем большинстве окажется фельетонистика «репортерского» типа, откликающаяся на самые свежие события, злобу дня, явления театральной и литературной жизни. Только одно простое перечисление тем «Осколков московской жизни» могло бы занять не одну страницу.

К «конкретной» публицистике Чехов относился и позже без всякого предубеждения, советуя, например, Ал. П. Чехову писать о нижегородских купцах. Близкую самому Чехову публицистическую программу находим в его статье 1890 г. «В. А. Бандаков»: «Обладая по природе своей крупным публицистическим талантом, в высшей степени разнообразным, он редко останавливался на отвлеченных богословских темах, предпочитая им вопросы дня и насущные потребности того города и края, в котором он жил и работал; неурожаи, повальные болезни, солдатский набор, открытие нового клуба — ничто не ускользало от его внимания» (Сочинения, т. 16, стр. 244).

Это не значит, однако, что Чехов был теоретиком и практиком заметок «на случай» — даже в его ранней, «осколочной» фельетонистике постоянны обобщения общественного и морально-этического плана, не говоря уж о публицистике поздней. Но и в этой поздней публицистике отправной точкою любого обобщения всегда служит конкретный факт, и в этом смысле ее связь с «Осколками московской жизни» и «Среди милых москвичей» гораздо теснее, чем может показаться на первый взгляд — как гораздо теснее связана с ранней юмористикой зрелая проза Чехова: в ней важнейшие художественно-философские смыслы надстраиваются над предметной деталью, эпизодом, бытовой ситуацией, тесно связываются с нею и вырастают из нее.