Она стояла передо мной, терпеливо наблюдая, как я прихожу в себя. Вероятно, так случалось всякий раз, когда она первый раз встречалась с мужчиной. Она сначала покорно ждала, пока парень выйдет из шокового состояния, а потом, надо думать, размахивалась, как в бейсболе, чтобы удержать его на расстоянии.
Я чувствовал, как кровь пульсирует в венах, и спрашивал себя, удавалось ли мертвецам оставаться бесчувственными в ее обществе.
— Вы хотели поговорить со мной о Лейле? — напомнила она.
— Э… да, — заблеял я, с трудом обретая голос. — От мистера Родинова я узнал, что вы работали вместе?
— Да.
Ее голос был горячим дыханием пассатов. Такие модуляции, наверное, соблазнили нашего прародителя Адама, когда наша прародительница Ева шепнула: «Откуси!» — протягивая яблоко.
Мне было трудно сосредоточиться. Я бросил окурок в вазу и зажег новую сигарету.
— Вы, конечно, знаете, что случилось? — промямлил я.
Она кивнула.
— Мистер Родинов ввел меня в курс дела. Конечно, я ее мало знала, но такие вещи всегда сильно действуют, с кем бы это ни случилось… Правда?
— Да, конечно.
Форма ее рабочей блузы заметно менялась, когда она вдыхала или выдыхала. Прямо сказать, зрелище не для слабонервных.
— Она болтала с вами? — продолжал я.
Друзилла тихо покачала головой.
— Почти никогда. Она была приветлива, но замкнута.
— И не говорила вам, где жила до того, как устроилась в Пайн-Сити? Не рассказывала о своей прежней работе или о чем-нибудь в таком роде?
— Боюсь, что нет.
— О своей семье? О родителях? Может быть, о муже, о братьях или сестрах?
— Нет.
Я глубоко затянулся.
— Ну, в конце концов, за три недели должна же она была говорить о чем-нибудь?
— Наша работа требует постоянного внимания, — объяснила Друзилла с сострадательной улыбкой. — Мы почти не разговариваем за работой. Поверьте, мне очень жаль, что я не могу вам помочь.
— Все-таки она должна была обмолвиться хотя бы о погоде? Вы не можете вспомнить хоть самую дурацкую фразу, которую она могла произнести?
Девушка долго думала.
— Я вспомнила… Она однажды сказала, что страшно боится холода и что ей гораздо больше нравится калифорнийский климат.
— Это уже что-то. Больше ничего не помните?
— Еще одну вещь, — задумчиво произнесла она. — Дня три-четыре назад Лейла сказала, что у нее неприятное свидание, но ей вряд ли удастся избежать его, потому что тот тип будет ждать ее у выхода после работы.
— Она не называла имени этого типа?
— Называла. Дуглас. Она даже сказала, что это имя совершенно ему не подходит. Мы вышли с работы одновременно, и я присутствовала при этой встрече. — Она слегка улыбнулась. — Признаюсь, лейтенант, мне просто любопытно было взглянуть на этого Дугласа.
— Какой он из себя?
— Среднего роста. Где-то за тридцать. Худощавый, светлые волосы, большие очки в роговой оправе.
— Как одет?
— Не обратила внимания. В общем, обычно. С виду служащий. Одним словом, не блеск.
— На следующий день она говорила о нем?
— Нет, ни слова. Она весь день вообще не раскрывала рта, только «здравствуй» и «прощай».
— Это все?
— Это все, что я могла вспомнить, лейтенант.
— Спасибо и на этом, — кивнул я. — Если вы еще что-нибудь вспомните, дайте мне знать. — Я протянул ей свою карточку. — Вы всегда можете меня найти по этому номеру.
— Договорились, лейтенант.
Меня вдруг осенило.
— Вас сегодня не допрашивал некий лейтенант Хаммонд?
— Ну да, — улыбнулась она. — И ваш подход мне больше по душе, лейтенант. Он более… человеческий, если можно так сказать.
— Можно. И, если вы вспомните что-нибудь, окажите мне предпочтение, ладно?
— С удовольствием, лейтенант, — засмеялась она.
Я подумал, что не возражал бы быть внесенным в «Тихую гавань» ногами вперед, при условии, что Друзилла занялась бы мной.
Когда она повернулась к двери, ее униформа была настоящей поэмой в движении. Задний фасад стоил переднего.
Я подумал, что пора сменить декорации. Вышел в коридор, спустился вниз, прошел мимо приемной, где бескровная блондинка послала мне синеватую улыбку, и вышел на улицу, к живым.
