Несколько мгновений Северина молчала, как бы созерцая представшую перед ее мысленным взором картину. Ее левая нога судорожно дергалась, ударяясь о колено Жака, но она этого даже не замечала.
— Как передать, что я почувствовала в первую минуту в купе Гранморена, когда мимо нас побежали станционные постройки? Я словно ошалела и сперва думала только о чемодане: как извлечь его оттуда? Ведь, если его найдут в том купе, это может нас выдать! Вся затея Рубо казалась мне дурацкой, неосуществимой; только ребенок мог придумать такой кошмарный план убийства, и только сумасшедший мог попытаться его осуществить. Ведь нас бы уже на следующий день арестовали и изобличили. Поэтому я старалась успокоиться, говоря себе, что муж пойдет на попятный, что ничего не будет, не может быть. Но нет, достаточно было взглянуть, с каким видом он беседует со стариком, чтобы понять, — его свирепое решение осталось незыблемым. Впрочем, держал он себя очень спокойно и разговаривал с присущей ему веселостью; по временам он бросал на меня красноречивый взгляд, и в его неподвижных глазах ясно читалось, что воля его неумолима. Я понимала: Рубо убьет Гранморена, когда мы отъедем еще на километр или на два, убьет в том месте, какое заранее выбрал, однако где именно, я не знала; сомневаться не приходилось, об этом свидетельствовали невозмутимые взгляды, которые он время от времени кидал на того, кому суждено было вскоре погибнуть. Я не говорила ни слова, внутри у меня все дрожало, но я силилась это скрыть и натянуто улыбалась, когда на меня смотрели. Отчего я даже не попробовала помешать убийству? Позднее, пытаясь понять, я диву давалась, отчего не опустила раму и не крикнула, отчего не потянулась к звонку. Но в те минуты я была будто парализована, ощущала полнейшее бессилие. К тому же мне казалось, что муж по-своему прав; раз уж я все тебе рассказываю, дорогой, должна сознаться и в этом: сама того не желая, я всем своим существом была на стороне Рубо и против Гранморена. Ведь они оба обладали мною, не правда ли? Но Рубо все же был молод, между тем как тот… О, что он со мною проделывал!.. Словом, как объяснить? Подчас совершаешь поступки, которые, думается, никогда не мог бы совершить. Ведь я за свою жизнь мухи не убила! И вдруг во мне будто разверзлась мрачная бездна, и какие-то темные силы клокотали в ней!
Все еще держа в объятиях эту тонкую, хрупкую женщину, Жак чувствовал, что она стала вдруг непроницаемой, непостижимой, словно в ней и в самом деле таилась мрачная бездна. Напрасно он изо всех сил прижимал ее к себе — она оставалась недосягаемой. Ее бессвязный рассказ об убийстве пробуждал в нем лихорадочное волнение.
— Скажи, ты помогала убивать старика?
— Я сидела в углу, — продолжала она, будто не слыша. — Муж находился между мной и Гранмореном. Они беседовали о приближавшихся выборах… Рубо то и дело поглядывал в окно, чтобы понять, где мы; видно было, что его сжигает нетерпение… И каждый раз я тоже машинально глядела в окно, отмечая про себя, сколько мы проехали. Было уже темно, но с неба струился какой-то белесый свет, черные деревья бешено неслись мимо. Я никогда не слышала, чтобы колеса поезда так грохотали, в их грохоте чудился ужасный хор яростно воющих голосов, заунывный, зловещий вой кровожадных хищников! Поезд несся с головокружительной быстротой… Внезапно засверкали огни, шум состава породил громкое эхо в станционных строениях. Мы были в Маромме, в двух с половиной лье от Руана. До Барантена оставалась только одна остановка — Малоне. Где же все произойдет? Неужто он дотянет до последней минуты? Я уже перестала понимать, сколько сейчас времени и где мы, словно падающий камень, я безвольно подчинялась неведомой силе, стремительно уносившей меня сквозь тьму; но когда мы миновали Малоне, я внезапно поняла — все произойдет в туннеле, за километр от этого места… Я повернулась к мужу, наши глаза встретились: да, в туннеле, минуты через две… Поезд по-прежнему несся вперед, ветка на Дьепп осталась позади, я разглядела стрелочника на его посту. Вокруг бежали холмы, мне с поразительной отчетливостью виделись на них люди, — воздев руки, они осыпали нас проклятьями. Локомотив протяжно засвистел, мы вошли в туннель… Когда поезд ворвался под низкие своды, послышался оглушительный грохот, он ведь тебе хорошо знаком, этот шум, — точно тяжелый молот обрушивается на наковальню! В те безумные минуты мне чудилось, будто гром гремит.
