Появились пассажиры, таща чемоданы; они шли, плотно кутаясь в пальто. Холод был ужасный, снег, нанесенный людьми на подножки вагонов, не таял, дверцы мгновенно захлопывались, каждый спешил войти в свое купе, и платформа, скупо освещенная слабым мерцанием нескольких газовых рожков, быстро опустела; теперь, точно гигантский сверкающий глаз, ярко горел лишь большой фонарь, прикрепленный на паровозе у основания трубы; рассекая тьму, он бросал далеко вперед светлую полосу.
Но вот Рубо поднял фонарь, подавая сигнал. Оберкондуктор приложил к губам свисток, Жак также ответил свистком, повернул рукоятку и взялся рукой за маховик, управляющий изменением хода. Состав тронулся. С минуту помощник начальника станции спокойно провожал взглядом поезд, уходивший в снежную бурю.
— Смотри в оба! крикнул Жак кочегару. — Сегодня не до шуток!
Он успел заметить, что Пеке буквально валится с ног от усталости, — должно быть, гулял всю ночь.
— Ничего не случится, ничего не случится! — пробормотал Пеке.
Едва поезд вышел из-под крытой платформы, на паровоз обрушился снежный вихрь. Ветер дул с востока, прямо навстречу, и свирепо хлестал по лицу машиниста и кочегара; правда, укрывшись в паровозной будке, они поначалу не очень страдали от холода: оба были в теплой грубошерстной одежде, глаза их были защищены очками. Еще не рассвело, а густые тусклые хлопья словно поглощали ослепительный свет фонаря. Полотно железной дороги, которое обычно освещается на двести — триста метров вперед, казалось, окутал молочный туман, и окружающие предметы расплывались, будто в сновидении, — их можно было различить только в нескольких шагах. Беспокойство машиниста достигло предела, когда, завидев огонь первой же путевой будки, он понял, что не зря боялся: нет, конечно, ему не различить с положенной дистанции красных сигналов, перекрывающих путь. С этой минуты он вел состав с крайней осторожностью, хотя скорость уменьшить не мог, потому что приходилось преодолевать громадное сопротивление встречного ветра и замедлять ход было очень опасно.
До станции Арфлер «Лизон» бежала резво и плавно. Лежавший на рельсах снег пока еще не внушал тревоги Жаку: высота покрова не превышала шестидесяти сантиметров, а снегоочиститель на паровозе легко разгребал пласт толщиной до одного метра. Теперь его главной заботой было сохранить скорость; он отлично знал, что первое достоинство машиниста — не говоря о трезвости и любви к своей машине — состоит в том, чтобы вести поезд ровно, без толчков, поддерживая в котле самое высокое давление пара. Единственный профессиональный недостаток Жака заключался, пожалуй, в том, что обычно он упрямо не замедлял хода, не подчинялся сигналам, считая, что всегда сумеет вовремя обуздать «Лизон»: порою он даже проезжал дальше, чем положено, налетал на петарды, — как выражаются железнодорожники, «наступал на мозоли»; в наказание его дважды лишали права водить паровозы в течение недели. Но теперь, в обстановке серьезной опасности, мысль о том, что этим поездом едет Северина, что он отвечает за жизнь любимой женщины, удесятеряла силы Жака: воля его напряглась, им владела одна мысль — преодолеть все препятствия, лежавшие на пути, и привести поезд по этой стальной колее в Париж.
Стоя на соединяющей локомотив и тендер железной площадке, которая непрерывно содрогалась от сильных толчков, Жак, несмотря на снег, свешивался направо с паровоза, чтобы лучше видеть. Сквозь покрытое каплями воды ветровое стекло нельзя было ничего различить, и машинист стойко сносил порывы ветра, который колол лицо, словно тысяча иголок, сносил пронзительный холод, резавший, как бритва. Время от времени Жак прятался внутрь будки, чтобы перевести дух, снимал очки, протирал их, а потом вновь возвращался на свой наблюдательный пост, подставляя лицо ураганному вихрю, и пристально смотрел вперед, ожидая, не появятся ли красные огни; нервы его были так напряжены, что ему дважды почудилось, будто на фоне белой завесы, колыхавшейся перед ним, вдруг промелькнули кроваво-красные искры.
Внезапно Жак ощутил, что кочегара рядом с ним нет. В окружающем мраке мерцал только небольшой фонарь возле прибора, отмечавшего уровень воды, — более сильный свет ослеплял бы машиниста; и, взглянув на циферблат манометра, отсвечивавший эмалью, Жак увидел, что подрагивающая синяя стрелка быстро клонится книзу. Огонь в топке угасал. Кочегар, побежденный дремотой, улегся на какой-то ящик.
