Ее радость увяла, вновь уступив место тревоге перед неизвестностью; Северина вспомнила, что еще рано говорить о спасении. Она побледнела как полотно, губы ее дрожали.
— Но вы собирались повидать начальника депо? — проговорил Жак, поднимаясь со скамьи и беря ее под руку.
— Ничего не поделаешь! Загляну к нему в другой раз… Послушайте, друг мой, я не могу больше с вами оставаться, позвольте мне уйти, я бегу по делам. Еще раз благодарю вас, благодарю от всего сердца.
Она торопливо пожала обе его руки:
— До скорой встречи.
— Да, до скорой встречи.
Она удалялась быстрым шагом и вскоре скрылась в гуще деревьев; Жак между тем медленно направился к улице Кардине.
Ками-Ламотт только что закончил долгую беседу с начальником службы эксплуатации Компании Западных железных дорог. Тот явился как будто совсем по другому поводу, но под конец признался, до какой степени неприятно для Компании дело Гранморена. Во-первых, газеты до сих пор еще сетовали, что, дескать, пассажиры в вагонах первого класса не могут быть полностью уверены в своей безопасности. Во-вторых, это неприятное происшествие бросало тень чуть ли не на весь персонал железной дороги, несколько служащих находились под подозрением, не говоря уже об этом Рубо, который был так скомпрометирован, что его в любую минуту могли арестовать. И, наконец, слухи о безнравственности Гранморена, входившего в состав административного совета Компании, до некоторой степени порочили и весь административный совет. Так что преступление, в котором подозревали незаметного помощника начальника станции, имело двусмысленную, грязную подоплеку и расшатывало весь огромный и сложный механизм, и потрясало основы железнодорожной администрации, не исключая ее верхушки. И сотрясение это отдавалось выше, оно затрагивало правительство и, увеличивая политические трудности, угрожало государству: в то критическое время громадный социальный организм уже разлагался, и всякое лихорадочное возбуждение ускоряло этот процесс. Вот почему, узнав от своего собеседника, что Компания именно сегодня решила уволить Рубо, Ками-Ламотт горячо восстал против такой меры. Нет, нет! Это было бы крайне неосмотрительно, печать опять поднимет страшный шум, помощника начальника станции еще изобразят жертвой политических убеждений. Все могло затрещать снизу доверху, бог знает, сколько крайне неприятных разоблачений могло всплыть на свет! Скандал и так уже слишком затянулся, надо как можно быстрее с ним покончить. И, убежденный этими доводами, начальник службы эксплуатации пообещал оставить Рубо на службе и даже не переводить его из Гавра. Пусть все видят, что на железной дороге нет бесчестных людей! Дело будет прекращено, со слухами — покончено.
Когда Северина, задыхаясь, с сильно бьющимся сердцем вновь очутилась в строгом кабинете на улице Роше, Ками-Ламотт несколько мгновений молча глядел на нее, с интересом наблюдая за теми нечеловеческими усилиями, какие она делала, чтобы казаться спокойной. Положительно, она была ему симпатична, эта хрупкая на вид преступница со светло-голубыми глазами.
— Итак, сударыня…
Он умолк на полуслове, чтобы еще минуту насладиться ее тревогой. Но она смотрела на него столь проникновенно, вся ее поза говорила о такой жгучей потребности узнать свою участь, что ему стало жаль ее.
— Итак, сударыня, я виделся с начальником службы эксплуатации и получил от него заверение, что ваш муж не будет уволен… Дело улажено.
Она едва не лишилась чувств — так велика была затопившая ее радость. Глаза Северины наполнились слезами, она ничего не говорила, только улыбалась.
Он повторил последние слова, подчеркивая интонацией их глубокий смысл:
— Дело улажено… Вы можете спокойно возвратиться в Гавр.
Северина отлично поняла: он хотел сказать, что их не арестуют, что их решили пощадить. Не только Рубо оставят на службе, но и вся ужасная драма будет забыта, погребена. И в безотчетном порыве она, точно ласковый котенок, благодарно склонилась к его рукам, поцеловала их и прижала к своим щекам. На сей раз Ками-Ламотт не выдернул своих рук, он и сам был растроган этим нежным и очаровательным выражением ее признательности.
