Послышался негромкий свисток. Это Рубо дал сигнал к отправлению. Паровоз отозвался продолжительным свистом, и поезд, отходивший в девять пятьдесят, тронулся, покатил быстрее и скрылся вдали, поглощенный золотистой солнечной дымкой.
IV
В этот день — шла вторая неделя марта — следователь, г-н Денизе, вновь пригласил к себе, в руанский Дворец правосудия, наиболее важных свидетелей по делу Гранморена.
Вот уже три недели громкий шум, вызванный этим делом, не утихал. Оно потрясло Руан, взволновало Париж, и газеты оппозиции, которые вели ожесточенную кампанию против Империи, воспользовались им как орудием в борьбе. Приближались всеобщие выборы, это наложило отпечаток на всю политическую жизнь и еще больше обострило борьбу. В палате депутатов произошли бурные заседания: на одном из них была подвергнута сомнению законность полномочий двух депутатов, близких к особе императора; на другом раздавались резкие нападки на финансовую деятельность префекта департамента Сены и требования провести новые выборы в муниципальный совет. И дело Гранморена только подогрело страсти: в связи с этим убийством циркулировали самые невероятные слухи, газеты каждое утро высказывали новые предположения, оскорбительные для правительства. С одной стороны, давали понять, что убитый — человек, принятый при дворе, бывший судейский чиновник, командор ордена Почетного легиона, обладатель нескольких миллионов, — предавался самому мерзкому разврату; с другой стороны, затяжка следствия позволяла обвинять полицию и судебное ведомство в попустительстве, газеты охотно зубоскалили по поводу таинственного убийцы, который как в воду канул. И то, что в такого рода нападках было немало справедливого, делало их еще более несносными.
Вот почему г-н Денизе в полной мере сознавал лежавшую на нем тяжкую ответственность. Он также испытывал сильное волнение, ибо был честолюбив и давно уже с нетерпением ждал подобное уголовное дело, чтобы выказать себя с самой лучшей стороны — прозорливым и энергичным. Сын крупного нормандского скотовода, он изучал право в Кане и довольно поздно вступил в корпорацию судейских чиновников; то обстоятельство, что он происходил из крестьян, а также банкротство отца затрудняли ему продвижение по службе. Сначала Денизе был товарищем прокурора в Берне, Дьеппе и Гавре, и только через десять лет его назначили прокурором в Понт-Одемер. Затем его перевели товарищем прокурора в Руан, а полтора года назад, когда ему уже стукнуло пятьдесят, его сделали судебным следователем. Не имея состояния, снедаемый потребностями, которые он не мог удовлетворить при столь скудном жалованье, Денизе жил в таком же зависимом положении, как все дурно оплачиваемые судейские чиновники, но мирятся с такой участью лишь люди посредственные, а более умные подсиживают друг друга, ожидая случая подороже продать себя. У Денизе был весьма живой проницательный ум, при этом он был честен и любил свою профессию, его опьяняло сознание собственного могущества: сидя в своем кабинете, он чувствовал, что в его руках свобода других людей. Рвение Денизе умерялось только корыстным расчетом; в начале следствия им владело одно лишь стремление обнаружить истину, но ему так страстно хотелось получить крест Почетного легиона и перебраться в Париж, что теперь он продвигался вперед с крайней осмотрительностью, опасаясь попасть в подстерегавшие его со всех сторон ловушки, где могли найти гибель его честолюбивые надежды.
Надо сказать, что следователь был предупрежден, поэтому, едва приступив к дознанию, он, по совету одного из друзей, отправился в Париж, в министерство юстиции. Там Денизе имел продолжительную беседу с секретарем министра, г-ном Ками-Ламоттом, человеком весьма влиятельным и вхожим в императорский дворец: он ведал назначением и перемещением судебных чиновников. Это был красивый мужчина, также начавший свою карьеру товарищем прокурора; однако благодаря связям — собственным и связям жены — он сделался депутатом и был награжден большим офицерским крестом ордена Почетного легиона. Дело об убийстве Гранморена, естественно, попало к нему в руки: прокурор Руана, обеспокоенный этой подозрительной историей, где жертвой оказался видный в прошлом судейский чиновник, предусмотрительно решил доложить обо всем министру, который в свою очередь спихнул дело на секретаря. И тут обнаружилось любопытное совпадение: г-н Ками-Ламотт в юности учился вместе с Гранмореном, но был на несколько лет моложе его; он и позднее остался на дружеской ноге с председателем суда и досконально все о нем знал, вплоть до присущих тому пороков. Секретарь министра с глубокой печалью говорил о трагической смерти своего давнего друга и еще больше укрепил следователя в ревностном стремлении поймать преступника. Однако он не скрыл от Денизе, что в императорском дворце весьма огорчены всем этим непомерным шумом, и даже позволил себе посоветовать, что следует проявлять величайший такт. Словом, следователь понял, что лучше всего не торопиться и ничего не предпринимать, не заручившись одобрением свыше. Он даже возвратился в Руан, в уверенности, что секретарь министра, со своей стороны, поручил тайным агентам произвести расследование этого дела. Хотели обнаружить истину, а затем, если понадобится, тщательно скрыть ее.
