— Так зачем же вам с ней расставаться? — спросил Мартин.
— Здоровье у нее стало уже не то, совсем не то,— сказал мистер Пексниф.— Она скучает по сестре, мой дорогой сэр; ведь они с колыбели обожают друг друга. Вот я и хочу, чтобы она погостила в Лондоне для перемены обстановки. И подольше погостила, сэр, если ей захочется.
— Вы совершенно правы!—воскликнул Мартин.— Это весьма благоразумно.
— Я очень рад это слышать от вас. Надеюсь, вы составите мне компанию в нашем глухом углу, когда она уедет?
— Я пока не намерен уезжать отсюда,— был ответ Мартина.
— Тогда почему бы,— сказал мистер Пексниф, беря старика под руку и медленно прохаживаясь по аллее вместе с ним,— почему бы, мой дорогой сэр, вам не погостить у меня? Как ни скромна моя хижина, я уверен, что у меня вам будет гораздо удобнее, чем в сельской харчевне. И, простите меня, мистер Чезлвит, простите, если я скажу, что такое место, как «Дракон», едва ли годится для мисс Грейм, хотя оно и пользуется доброй славой (миссис Льюпин одна из достойнейших женщин в наших местах).
Мартин раздумывал с минуту, а потом сказал, пожав ему руку:
— Да. Вы совершенно правы, не годится.
— Один вид кеглей,— красноречиво продолжал мистер Пексниф,— может подействовать неблагоприятно на чувствительную душу.
— Это, разумеется, забава черни,— сказал старый Мартин.
— Самой низкой черни,— отвечал мистер Пексниф.— Так почему же не перевезти мисс Грейм сюда, сэр? Чем это не дом для вас? И я в нем один, потому что Томаса Пинча я не считаю за человека. Наш прелестный друг займет спальню моей дочери, бы сами выберете для себя комнату; мы с вами не поссоримся, надеюсь!
— Вряд ли возможно, чтобы мы поссорились,— сказал Мартин.
Мистер Пексниф сжал его руку.
— Я вижу, мы понимаем друг друга, дорогой мой сэр!
«Я его вокруг пальца могу обвести!» — подумал он торжествующе.
— Вопрос о вознаграждении вы, конечно, предоставите мне? — спросил старик, помолчав с минуту.
— Ах, не будем говорить о вознаграждении! — воскликнул Пексниф.
— Слушайте,— повторил Мартин, с проблеском прежнего упрямства,— предоставьте вопрос о вознаграждении мне. Согласны?
— Если вы этого желаете, мой дорогой сэр.
— Я всегда этого желаю,— сказал старик.— Вы знаете, что я всегда этого желаю. Я желаю платить наличными, даже если покупаю у вас. И все же я ваш должник, Пексниф,— настанет день, и вы получите все сполна.
Архитектор был так взволнован, что не мог говорить. Он попытался уронить слезу на руку своего покровителя, но не мог выжать ни единой капли из пересохшего источника.
— Пусть этот день придет как можно позже! — благочестиво воскликнул он.— Ах, сэр! Не могу выразить, как глубоко я сочувствую вам и всем вашим! Я намекаю на нашего прелестного юного друга.
— Это верно,— отвечал старик.— Это верно. Она нуждается в сочувствии. Я неправильно ее воспитывал и этим принес ей вред. Хотя она и сирота, она могла бы найти себе защитника, которого и полюбила бы. Когда она была девочкой, я льстил себя мыслью, что, потворствуя своему капризу и ставя Мэри между собой и вероломными плутами, делаю ей добро. Теперь, когда она выросла, у меня нет такого утешения. Ей не на кого надеяться, кроме себя самой. Я поставил ее в такие отношения с миром, что любая собака может лаять на нее или ластиться к ней, если вздумает. Она действительно нуждается в добром отношении. Да, действительно нуждается.
— Нельзя ли изменить ее положение на более определенное? — намекнул мистер Пексниф.
— Как же это устроить? Не сделать же мне из нее швею или гувернантку!
— Боже сохрани! — сказал мистер Пексниф.— Дорогой мой сэр, имеются другие пути. Да, имеются. Но я сейчас очень взволнован и смущен, мне не хотелось бы продолжать этот разговор. Я сам не знаю, что говорю. Позвольте мне возобновить его как-нибудь в другой раз.
— Вы не заболели? — встревожился Мартин.
— Нет, нет! — воскликнул Пексниф.— Я совершенно здоров. Позвольте мне возобновить этот разговор как-нибудь в другой раз. Я пройдусь немножко. Благослови вас господь!
Старый Мартин тоже благословил его в ответ и пожал ему руку. Когда он повернулся и медленно побрел к дому, мистер Пексниф долго глядел ему вслед, совершенно оправившись от недавнего волнения, которое во всяком другом человеке можно было бы принять за притворное, за хитрость, пущенную в ход для того, чтобы нащупать почву. Происшедшая в старике перемена так мало отразилась на его осанке, что мистер Пексниф, глядя ему вслед, не мог не сказать себе:
