Она смерила меня взглядом, в котором светилась отнюдь не любовь.
— Слушай, Берти, катись ты ко всем чертям! Я выпрямился во весь рост.
— Именно это и собираюсь сделать, — с достоинством сказал я, — Во всяком случае, я ухожу. Я все сказал.
— И слава Богу.
— Однако позволь заметить…
— Не позволю.
— Очень хорошо, — холодно сказал я. — В таком случае, пока-пока.
Я надеялся, что уязвил Анджелу.
Подавленный и обескураженный — этими словами можно было бы описать мое состояние, когда я покидал беседку. Не стану отрицать, от разговора с Анджелой я ожидал куда более утешительных результатов.
Признаться, она меня удивила. Мы почему-то всегда забываем, что любая девица становится настоящей мегерой, если сердечные дела у нее не ладятся. Мы с кузиной Анджелой, можно сказать, неразлучны с тех пор, когда я еще носил матросский костюмчик, а она была малявкой, у которой менялись молочные зубы, однако только теперь я начал прозревать тайные глубины ее души. Милая добрая резвушка, она всегда меня поражала своим простодушием. И вот теперь она, Анджела, безжалостно смеется — у меня в ушах стоит холодный издевательский смех, который никак не вяжется со свойственной ей деликатной и изысканной манерой общения. Казалось, я вижу, как она потирает руки в предвкушении, что сведет в могилу поседевшего от горя Таппи.
Всегда говорил и снова готов повторить: девицы — странные создания. Ох, прав был старик Киплинг, когда шутил, что слабый пол куда более непреклонен, чем сильный.
В сложившихся обстоятельствах, как мне показалось, единственное, что я мог сделать, это направиться в столовую и ударить по холодной закуске, о которой говорил Дживс. Я чувствовал настоятельную необходимость подкрепиться, ибо разговор с Анджелой вконец меня измотал. Эти беседы на обнаженном нерве выкачивают из человека всю его энергию и рождают сильное желание наброситься на бифштексы и ветчину.
Вот я и потащился в столовую и, едва переступив порог, заметил тетушку Далию, которая стояла у буфета и уплетала лососину под майонезом.
В смущении я пробормотал «Ой, аи, ах!» Когда мы с дражайшей родственницей последний раз имели удовольствие говорить tete-a-tete, она, должен вам напомнить, изъявляла желание утопить меня в пруду за огородами, и я не знал, чем для меня обернется эта встреча.
Увидев, что тетушка пребывает в добром расположении духа, я почувствовал большое облегчение. Невозможно описать ту сердечность, с которой она помахала мне вилкой.
— Привет, Берти, оболтус ты эдакий, — дружелюбно сказала она. — Так и знала, что встречу тебя у кормушки. Попробуй лососины. Знатная штука.
— Анатоль? — спросил я.
— Нет, он все еще в постели. Но судомойка была в ударе. До нее вдруг дошло, что она обслуживает не стаю канюков в пустыне Сахара, и она состряпала нечто вполне пригодное для человека. Славная девушка. Надеюсь, на танцах она от души повеселится.
Я положил себе порцию лососины, и мы принялись оживленно болтать о бале для прислуги у Стретчли-Баддов и упражняться в остроумии, прикидывая, как будет смотреться дворецкий Сеппингс, отплясывающий румбу.
Я покончил с первой порцией и собирался положить себе еще, когда всплыла тема Гасси. С учетом нынешних событий в Маркет-Снодсбери, я ожидал, что тетушка коснется ее раньше. Когда же она заговорила, я понял, что ей ничего не известно о помолвке Анджелы.
— Послушай, Берти, — сказала она, задумчиво пережевывая фруктовый салат, — этот твой Виски-Боттл…
— Финк-Ноттл.
— Виски-Боттл, — настойчиво повторила она. — После его сегодняшнего представления он во веки веков Виски-Боттл, так я теперь и буду его звать. Когда увидишь его, скажи, что он отлично меня повеселил. Когда он прямо со сцены вдруг начал шерстить Тома — это было потрясающе, ничего забавнее не видела с тех пор, как викарий наступил на развязавшийся шнурок и растянулся на ступенях кафедры. В самом деле, твой Виски-Боттл устроил нам первоклассное представление.
Я не мог с ней согласиться.
— А выпады в мой адрес…
— Они мне тоже понравились. Молодец он. Признайся, ведь ты смошенничал, когда получил приз за знание Библии?
