— Кстати сказать, вы на самом деле могли бы быть его матерью, не так ли? Я имею в виду возраст.
Она позволила мне дойти до дверей в дом и потом окликнула:
— Эй, Холман?
Я оглянулся:
— Да?
— А вы не педераст, случаем?
— Если вы его мать, тогда я педераст, — резко ответил я и вышел.
Геркулес занимался в переднем холле, в каждой руке у него было по гантели, его голая грудь была покрыта смесью масла с потом. Две вертикальные линии между его глазами обозначились еще четче, а судя по тяжелому дыханию можно было безошибочно определить, что он по собственной инициативе стал что-то обдумывать, а это занятие явно было не для него.
— Уходите, мистер Холман? — пробормотал он. — Да.
— Ну-у, — он смущенно усмехнулся, — как там Энджи?
— Все было хорошо, когда мы с ней виделись утром. А что?
— Она славная девочка, — промямлил он. — Знаете, мне ее вроде бы не хватает в доме. Скажите, этот парень-художник — сумасшедший?
— Да, у него явно непорядок с головой. Лично я уверен, что Энджи лучше всего вернуться домой, но она сама на это не соглашается. Мисс Дрезден тоже утверждает, что ей не удастся убедить Энджи вернуться домой.
— Плохо!
Пару секунд он молча водил пальцем босой ноги по полу.
— Может быть, мне съездить потолковать с ней? Она ко мне неплохо относилась. Слегка неравнодушна. — Он скромно улыбнулся. — Почему-то я нравлюсь женщинам.
— Только будьте осторожны с этим художником, — предупредил я. — Он не расстается с ножом.
На поиски Макси Снелла у меня ушло три часа.
Мне не хотелось расспрашивать о нем самого Клэя Роулинза, поэтому я позвонил одному парню, тот работал в головном офисе студии. На свой вопрос я услышал: «Что за Макси?» Примерно через пять аналогичных звонков я уже точно понял, что с Макси Снеллом произошло что-то скверное. От него буквально отгородился весь город. Официально он больше не существовал, упоминать его имя было равносильно просмотру засвеченной пленки. С третьей попытки мне удалось узнать адрес многоквартирного дома в Западном Голливуде, и «добрые люди» посоветовали заглянуть в ближайший бар на той же улице, если Макси не окажется дома.
Я таки нашел его в ближайшем баре на той же улице. Тщедушный невысокий человечек с покалеченной ногой. И хотя было еще только шесть часов вечера, от него уже пахло спиртным. Он сидел в задней кабинке, отставив больную ногу в сторону под каким-то немыслимым углом, и лелеял свой стакан в ладонях.
Я представился и сказал, что мне необходимо поговорить с ним о Клэе Роулинзе.
— Садитесь!
Он махнул рукой, указывая на место напротив себя.
— Я дал себе слово никогда больше не говорить о Клэе Роулинзе, но когда о нем расспрашивает такой человек, как вы, это означает, что у него крупные неприятности. Это так?
— Вы же его менеджер, вы должны бы были знать больше моего, — заметил я, усаживаясь.
— Был! — хмыкнул он. — Разве вы об этом не слышали? Два месяца назад Клэй меня уволил. Мы с Клэем расплевались.
— Не расслышал… Что случилось?
— Он во мне больше не нуждается, только и всего!
Он пожал плечами, допил свой стакан и продолжил:
— Тридцать лет мы с Клэем были партнерами, а на то, чтобы это разрушить, не потребовалось и тридцати секунд.
— У вас не было контракта?
— Контракт?
Он захихикал, очевидно посчитав мой вопрос наивным.
— Мы пожали друг другу руки в тридцать пятом году, это и был наш контракт, уважаемый! Мы оба работали на студии «Стелла», выпускали, главным образом, вестерны. Я в то время был каскадером, а Клэй из массовок сумел выбиться на эпизодические роли, а потом во время съемок какая-то дура-лошадь свалилась на меня.
Он похлопал себя по искалеченной ноге.
— Как говорится, не было счастья, да несчастье помогло. Научило меня думать. Даже уже тогда я видел — у Клэя имеется хватка. Я не говорю о нем как об актере: в смысле таланта не следует особенно обольщаться на его счет, но он умел себя показать. Чутье, находчивость, присутствие духа, зовите как угодно, но все это у него имелось. Поэтому я стал его менеджером. Ясно, мистер?
— Почему он вас уволил?
Снелл потер ладонью белую щетину на подбородке. Это сопровождалось слабым скребущим звуком.
