— С медведем в судейском кресле, — сказал Хейзелдин Арбатноту хорошо поставленным шепотом.
Несколько человек засмеялись, в том числе один присяжный. К моменту, когда Гарбульд закончил ему выговаривать, я сильно сомневался, что этот присяжный скажет «виновен», даже если он вдруг сам видел, как Уиллоутон заколол Келстерна.
Уиллоутон набросал записку, которую передали Хейзелдину.
Хейзелдин поднялся, чтобы допросить Руфь. Выглядел он спокойным и уверенным. Он вытянул из нее признание, что ее отец прекрасно относился к Уиллоутону вплоть до разрыва помолвки, что когда это произошло, то он со всей горячностью встал на сторону дочери, и что когда служанка донесла ему об их истинных отношениях, это уже не слишком усугубило его озлобленность.
Потом Хейзелдин спросил:
— Верно ли, что с момента разрыва помолвки подсудимый неоднократно умолял вас простить его и начать все сначала?
— Четыре раза, — ответила Руфь.
— И вы отказали ему?
— Да, — ответила Руфь. Она странно посмотрела на Уиллоутона и добавила: — Ему следовало дать урок.
— Просил ли он вас хотя бы заключить с ним формальный брак, обещая оставить вас сразу же у дверей церкви?
— Да.
— И вы отказались?
— Да, — ответила Руфь.
Гарбульд подался вперед и спросил пренеприятным тоном:
— И почему же вы отвергли возможность исправить свое постыдное поведение?
— Никакое оно не постыдное, — огрызнулась Руфь и бросила сердитый взгляд на судью. Затем она наивно добавила: — Я отказалась, потому что не было никакой спешки.
Он женился бы на мне в любой момент, если бы я передумала и захотела этого.
Возникла пауза. Мне казалось совершенно очевидным, что обвинение жестоко ошиблось, подняв вопрос об отношениях Руфи и Уиллоутона: было ясно, что он пытался защитить ее от любых нежелательных последствий их связи. Но присяжные — дело такое, с ними заранее никогда не знаешь.
Тут Хейзелдин перевел разговор в новое русло. Он спросил с сочувствием в голосе:
— Верно ли, что ваш отец был болен раком и очень страдал?
— У него начались сильнейшие боли, — с грустью сказала Руфь.
— Верно ли, что он составил завещание и привел в порядок все дела за несколько дней до смерти?
— За три дня, — сказала Руфь.
— Выражал ли он когда-нибудь намерение покончить жизнь самоубийством?
— Он говорил, что еще немного потерпит, а потом покончит со всем этим, — сказала Руфь. Помолчала и добавила: — Так он и сделал.
Можно было бы сказать, что зал вздрогнул. По-моему, каждый шевельнулся, и по помещению прокатился неясный шорох. Гарбульд откинулся в кресле, недоверчиво крякнул и уставился на Руфь.
— Сообщите, пожалуйста, суду, на каких основаниях вы это утверждаете, — сказал Хейзелдин.
Руфь подобралась, краска сошла с ее лица, она казалась очень уставшей. Она начала тихим ровным голосом:
— Я ни секунды не верила, что мистер Уиллоутон убил моего отца. Если бы отец убил мистера Уиллоутона, это был бы другой разговор.
Гарбульд наклонился к ней и прорычал, что суд интересуют не мнения и фантазии, а факты.
Не думаю, что Руфь слышала его; она продолжала тем же тихим голосом, последовательно излагая свои соображения:
— Конечно, я, как и все, ломала голову над орудием убийства: что это было и куда оно делось. Я не поверила, что это был заточенный кусок стали полдюйма в диаметре. Если надо убить человека и потом спрятать оружие, зачем брать такую большую штуку? Убить можно и шляпной булавкой, а спрятать ее гораздо легче. Однако больше всего меня озадачил чайный лист в ране. Остальные выпавшие из термоса чайные листья лежали на полу. Так мне сказал инспектор Брекетт. И я не могла поверить, что один из них прилип к груди отца именно там, где клинок проткнул кожу, и вошел, попав на его острие, в рану. Слишком много совпадений, чтобы я могла поверить в их случайность. Но понимала я не больше остальных.
Гарбульд вмешался и раздраженно потребовал перейти к фактам. Хейзелдин поднялся и попросил не перебивать свидетеля, сказав, что Руфь решила загадку, поставившую в тупик лучшие умы Англии, и что она имеет право рассказывать так, как считает нужным.
Опять казалось, что Руфь не слушает их, и, когда они замолчали, она продолжала все тем же тихим голосом: