— Скажите, вы не играли в театре? — спросила я ее как-то раз. — Или ваша тетушка была против?
Она тут же перевела разговор на что-то еще. Про тетю она говорить не желала, а однажды миссис Лейтон услышала, как я спрашиваю, и заметила: «Не надо беспокоить Джойс расспросами о ее прошлом. Живя в Эдинбурге, она много страдала, и я стараюсь помочь ей прийти в себя».
И правда, она старалась как могла. Обращалась с девчонкой так, как будто та ее дочка.
Чем больше я задумывалась обо всем этом, тем больше находила подозрительного, но вдруг вспомнила, что один мой кузен работает в Эдинбурге в газете, и написала ему, не может ли он сообщить мне что-нибудь о девушке по имени Джойс Харт. Ответа я ждала целых три недели, но когда он пришел, поняла, что ждать стоило. Похоже, ее тетя, мисс Бенсон, тоже была богатая женщина со странностями, а умерла она внезапно, от передозировки снотворного. Полиция взялась расследовать дело и, как писал мой кузен, «до суда не дошло только потому, что ее наверняка бы отпустили „за отсутствием доказательств“. По завещанию тетки девица ничего не получала, хотя и не могла доказать, что знала об этом заранее. В любом случае шума поднялось много, и она уехала из Эдинбурга сразу после похорон».
Как вы понимаете, это дало мне пищу для размышлений. Миссис Лейтон иногда принимала снотворное — такие крошечные белые таблетки, очень похожие на сахарин, который она клала в любую еду, даже в горячее молоко на ночь. Я, разумеется, могу их спрятать, но миссис, конечно, сразу же их и попросит: и я не удивлюсь, если она заявит, будто я хочу отравить ее, и тут же меня уволит. Да-да, она ведь уже совсем помешалась. Как бы то ни было, все знают, что преступники не прекращают просто так свои злодейства, поэтому я стала еще внимательнее.
Я никому ничего не рассказывала, только Паркеру, но когда Джойс и в самом деле убедила старушку изменить завещание, я подумала, что пора вмешаться. Про это я бы тоже не узнала, не встреться мне почтальон на следующее утро после того, как миссис Лейтон с девчонкой съездила в Рейвенстаун; это торговый городок, они туда наведывались два раза в неделю. Я намекала и даже разок прямо сказала, что хозяйке, возможно, будет приятно иногда для разнообразия ездить со мной, но ничего этим не добилась. Ну а письмо от адвоката узнать нетрудно, и хотя Паркер заметил, что это еще не обязательно завещание, мои подозрения все крепли. Я чувствовала себя ответственной за миссис Лейтон — ее разум явно слабел — и поэтому совершила неблаговидный поступок. Открыла письмо над паром и прочла перед тем, как отдавать хозяйке.
Это и правда был черновик завещания, и по нему почти все отходило Джойс Харт, а нам с Паркером оставались жалкие гроши. Меня чуть удар не хватил. Подумать только, после двенадцати лет службы, после всего, что мы для нее сделали!
Тут я приняла окончательное решение. Надо показать хозяйке письмо моего кузена. Даже она не сможет закрыть глаза на такое. Понимаете, я не хотела никому зла, но надо же думать и о себе, да и мисс Харт пусть лучше отыщет какую-нибудь другую полоумную старушку и ее охмуряет. Но тем утром мне не представилось подходящей возможности — Джойс все время была при ней. И все же после ленча я сказала Джойс, что у нас кончился сахарин, а когда девчонка хотела возразить, я сразу поставила ее на место. Все складывалось хорошо: оказалось, ей и самой надо сходить в Рейвенстаун забрать авторучку из починки, а еще нужно было купить для нас пергамент и длинные конверты, так что девчонка уехала дневным автобусом, а я взяла вязанье и пошла к миссис Лейтон. Но старушке на месте не сиделось.
— Пойду в церковь, — заявила она. По-моему, из чистого упрямства, хотя я помнила, что в годовщину смерти мужа на нее иногда находит.
Я предложила сопроводить ее, но она вспыхнула, сказала, что шпионить за собой не позволит, и я отпустила ее одну. Впрочем, я удостоверилась, что хозяйка пошла в церковь, и никуда больше, а сама затем поспешила домой и накрыла стол к чаю как раз перед ее возвращением.
— Вы могли бы дождаться Джойс, — укорила она меня. Что бы я теперь ни делала, для нее все было не так.
