Я отпер дверь и принялся за работу. В прошлом году, когда Сеп был в отъезде, Артур малевал в его кабинете какой-то модный нынче ужас. Он упоминал, что ручки от карниза смотрелись очень выгодно. Тогда я и заметил, что они очень похожи на те, что были на радиоприемнике, а потом примерил одну и понял, что она как раз подойдет, если ее немного набить бумагой. Ну, я устроил все примерно так, как вы и подумали, и это заняло у меня всего лишь двенадцать минут. Затем я пошел в гостиную и принялся ждать.
Он вышел из комнаты Изабель, спустился вниз и, очевидно, сразу направился к приемнику. Я не ожидал, что раздастся такой грохот, и все думал, что кто-нибудь придет. Никто не пришел. Я вернулся в кабинет, отключил приемник и поменял пробку в щитке, посветив себе фонариком. Затем привел все в порядок в кабинете.
Торопиться было особенно некуда. Никто бы не вошел туда, пока Сеп был там, а я постарался поскорее снова включить радио, чтобы казалось, что он его слушает. Я знал, что когда его найдут, то вызовут меня. Хотел сказать им, что с ним случился удар. Я предупреждал Изабель, что это может приключиться в любой момент. Но стоило мне увидеть его обожженную руку, и я понял, что номер не пройдет. Я бы скрыл все, если бы не вертевшийся рядом Чейз, который без умолку причитал об электрическом стуле и обожженных пальцах. Хислоп тоже видел руку.
Мне ничего не оставалось, кроме как заявить в полицию, но я не думал, что вы сообразите про трюк с ручками. Очко в вашу пользу.
Я бы блефовал и дальше, не заподозри вы Хислопа. Не хотел, чтобы из-за меня этого слюнтяя повесили.
К письму я прилагаю записку для Изабель — она меня, конечно, никогда не простит — и официальное признание. Я буду у себя в спальне. Цианид. Это быстро.
Простите, Аллейн. Вы ведь все знали, верно? Я здорово вам все напортил, но если вы и дальше проявите свой талант… Прощайте.
Генри Медоуз.