— А что насчет его друзей? Его любили?
— О да, он был такой компанейский парень. Уиллан, он уже в сборной, Коллерак и Вэйс — его ближайшие друзья, ну и я тоже. Они скажут вам то же самое, что и я.
— А враги у него есть?
— Не думаю. Конечно, кому-то он не нравился, часто издевался над зубрилами, но ничего серьезного.
— А преподаватели?
— Опять же, молодым он нравился — он их развлекал, а те, что постарше, декан там и другие, смотрели на него косо, думали, наверное, что он слишком далеко заходит.
— Кое-кто из пожилых, кажется, ему симпатизирует, — сказал Пул. — Профессор Кэйзер вот только сейчас, когда я беседовал с деканом, справлялся о мистере Кэтлинге и, кажется, был расстроен.
— Старый Кошатник? — Монаш был удивлен. — Я думал, он злится на Джерри больше всех. Этот зануда устроил собственный музей в своих комнатах, и Джерри смеялся над ним: делал вид, будто его заинтересовала какая-то засохшая гадость, Кэйзер всегда был падок на это. У него не все дома, мне кажется, ну и Джерри водил старика за нос, пока не вывел из себя. Я думал, он Джерри терпеть не может.
— По всей видимости, это не так, сэр. Я заметил, что пожилым людям даже нравится, когда молодые смеются над ними, если это не со зла. Теперь мне необходимо увидеться с другими его друзьями. Не могли бы вы привести их ко мне?
В течение следующего часа Пул выслушивал господ Уиллана, Коллерака и Вэйса, но не выяснил ничего важного; правда, первый из них был уверен, что Джерри Кэтлинг уехал с компанией, которую на прошлой неделе встретил в театре и с двумя членами которой тут же завязал пылкую дружбу. Очевидно, самое время было перестать слушать и начать смотреть. По просьбе Пула Ладдингем послал за скаутом Кэтлинга, Пелфеттом, и велел тому показать мистеру Пулу комнаты пропавшего и предоставить инспектору любую информацию, какую он попросит.
Двух минут, что понадобились, чтобы дойти от комнат декана до комнат мистера Кэтлинга в Ньюквод, Пелфетту хватило, чтобы высказать свое мнение о происходящем. Пожилой скаут представлял именно тот тип, который Пул бегло описал Монашу: он ворчал на молодого джентльмена из-за его шуток, но, очевидно, искренне любил его. Он был уверен, что молодой человек исчез, исключительно чтобы позлить декана, — и разве он не преуспел? Вот уже и Скотленд-Ярд пожаловал в священные приделы Святого Петра. Чувство оскорбленного достоинства, проскользнувшее в этой фразе, весьма позабавило Пула.
Пелфетт с радостью выдворил бы назойливого посетителя после того, как тот бросил беглый взгляд на покои мистера Кэтлинга, но Пул дал твердый отпор и, закрыв тяжелую дверь, чтобы наверняка избавить себя от вторжения, принялся тщательно изучать жилище пропавшего юноши, потому что именно здесь, казалось инспектору, и таился ключ к загадке.
Спальня — именно та комната, подумал Пул, где личность молодого человека проявлялась сильнее всего. На каминной полке стояла большая фотография очаровательной дамы средних лет — очевидно, мама; с обеих сторон фотографии стояло по вазе с нарциссами, уже увядшими. Пул почувствовал безрассудное желание пнуть нерадивого скаута. На комоде инспектор заметил маленький снимок человека в охотничьем костюме — вероятно, папа; Пул сделал из этого и из слов декана вывод, что между отцом и сыном не было близких отношений. Над кроватью висела репродукция «Света миру»[101], а на стуле у кровати лежала потрепанная Библия и томик «Virginibus puerisque» Стивенсона[102].
Закрытый бювар первым привлек внимание Пула. Замок был немудреный и после небольшой возни с отмычкой открылся. Внутри лежала связка бумаг — после беглого осмотра стало ясно, что это наивные любовные письма, чековая книжка, банковская расчетная книжка, папка с квитанциями и счетами, а в отдельном кармашке лежало одинокое письмо, написанное твердым угловатым почерком, в котором бегло и беспощадно говорилось о долгах; письмо было датировано прошлым месяцем и подписано: «Твой любящ. отец». Это могло оказаться важным.
В ящике комода в спальне нашлась коробка с косметикой, парик, грим, кокосовое масло, каучуковый клей, запачканные полотенца — все атрибуты увлечения мистера Кэтлинга. Одежда была хорошего качества, но в скромном количестве, и находилась в образцовом порядке. На туалетном столике среди щеток и коробок с запонками лежала небольшая горка бумаг — письмо от «твоей любящей мамы», театральная программка, страница эссе и клочок отпечатанного на машинке листа.