ДОРОТИ Л. СЭЙЕРС
Толбойз[82]
— Отец!
— Да, сын мой.
— Вы помните эти персики мистера Паффета, большущие, прямо огромные, которые вы мне сказали не рвать?
— Да?
— Вот я их рванул.
Лорд Питер Уимзи перевернулся на спину и в ужасе уставился на своего отпрыска. Его жена отложила шитье.
— Что за хулиганство, Бредон! Бедный мистер Паффет собирался выставить их на цветочной выставке[83].
— Ну, мамочка, я не специально. Это на спор.
Ограничившись таким своеобразным объяснением, мастер Бредон Уимзи снова обратил свой честный взгляд на отца. Отец застонал и сел.
— И что, обязательно ставить меня в известность? Я надеюсь, Бредон, что из тебя не вырастет зануда.
— Понимаете, отец, мистер Паффет меня увидел. И он собирается зайти к вам на пару слов, только чистый воротничок наденет.
— А, понятно, — с облегчением сказал его светлость. — И ты решил, что лучше разобраться с этим делом сейчас, пока версия другой стороны не разгневала меня еще сильнее?
— Если вы не против, сэр.
— Это, по крайней мере, разумный подход. Хорошо, Бредон. Поднимись в мою спальню и приготовься к экзекуции. Трость за туалетным столиком.
— Да, отец. Вы ведь скоро придете, сэр?
— Я оставлю тебе ровно столько времени, сколько нужно, чтобы осознать содеянное и раскаяться. Вперед!
Нарушитель поспешил в направлении дома и скрылся из виду, экзекутор же тяжело поднялся на ноги и неторопливо зашагал следом, грозно закатывая рукава.
— О боже! — воскликнула мисс Кверк. Она в ужасе смотрела сквозь очки на Гарриет, которая безмятежно вернулась к своим лоскуткам. — Но вы ведь конечно же не позволите ему хлестать тростью этого малютку?
— Позволю? — Вопрос позабавил Гарриет. — Вряд ли это подходящее слово.
— Но, Гарриет, милая, так же нельзя. Вы не понимаете, как это опасно.
Он может необратимо травмировать мальчика. Надо переубеждать этих маленьких людей, а не ломать их дух жестокостью. Когда вы так унижаете ребенка и причиняете ему боль, вы заставляете его чувствовать себя беспомощным и неполноценным, и все это подавленное возмущение прорвется потом самым необычным и ужасающим образом.
— Да я не думаю, что он возмущается, — сказала Гарриет. — Он привязан к своему отцу.
— Ну если так, — парировала мисс Кверк, — то это какой-то мазохизм, и его надо прекратить, то есть плавно увести в другом направлении. Это противоестественно. Как можно испытывать здоровую привязанность к тому, кто тебя бьет?
— Не знаю; но так часто бывает. Мать Питера лупцевала его шлепанцем, и они всегда были лучшими друзьями.
— Если бы у меня был собственный ребенок, — сказала мисс Кверк, — я бы никому не позволила и пальцем его тронуть. Всех моих маленьких племянников и племянниц воспитывают по современным просвещенным принципам. Они даже не знают слова «нельзя». Вот посмотрите, что получается. Именно потому, что вашему мальчику сказали не рвать персики, он их сорвал. Если бы ему не запретили, он бы не был непослушным.
— Да, — сказала Гарриет, — я думаю, так оно и есть. Он бы все равно сорвал персики, но непослушания в этом бы не было.
— Вот именно! — торжествующе воскликнула мисс Кверк. — Видите: вы выдумываете преступление, а потом наказываете за него бедного ребенка. К тому же если бы не запрет, он бы оставил фрукты в покое.
— Вы не знаете Бредона. Он ничего не оставляет в покое.
— Конечно, — сказала мисс Кверк, — и не оставит, пока вы будете окружать его запретами. Он берет чужое в знак протеста.
— Ну, он нечасто так протестует; с другой стороны, конечно, трудно отказаться от спора с таким большим мальчиком, как Джордж Уоггет. Я думаю, это был Джордж, как всегда.
