– Молока не хочешь, Арчи?
– Нет. Говори потише. Там отверстие не прикрыто. Вулф что-то замышляет.
– А! – Глаза Фрица замерцали. Ему нравилась конспирация и всякие зловещие штучки. – Подходящее дельце?
– Дьявольское дельце! Прямо Вторая мировая война. Она началась сегодня на Сорок восьмой улице. Лучше не разговаривай.
Я уселся на краешек стола на пару минут, судя по моим часам, после чего снял трубку внутреннего телефона и позвонил в кабинет. Ответил мне Вулф.
– Это мистер Гудвин. Мистер Грин говорит, что хочет потолковать с вами.
– Я занят.
– Я ему так и сказал. Он ответил: какого, мол, черта!
– Ты можешь изложить ему всю программу не хуже меня. А те отчеты, которые мы вчера получили…
– Я и это ему сказал. Он говорит, что хочет выслушать все от вас лично. Подключаю его к вашей линии.
– Нет, нет, не надо. Пропади он пропадом! Ты же знаешь: я не один и разговор у меня конфиденциальный. Попроси его не вешать трубку. Ну и зануда! Ладно, я подойду и поговорю с другого телефона.
– Хорошо.
Я повесил трубку и на цыпочках вернулся к резному панно на стене. В эту минуту из кабинета вышел Вулф, закрыв за собой дверь. Он поспешно приблизился ко мне и прошептал:
– Молодец, быстро сообразил!
И тут же приник к отверстию. Я едва не опоздал. Рудольф Фабер оказался малый не промах.
Вулф и двух секунд не смотрел еще в глазок, как вдруг резко дернул рукой и махнул. Топать мне не полагалось, поэтому я сделал три быстрых шага в сторону кабинета, по возможности стараясь ступать помягче, распахнул дверь и, не останавливаясь, влетел в кабинет. Фабер резко замер на полпути. Он стоял в противоположной стороне от своего кресла, спиной к книжным полкам, но в руках у него ничего не было. Он только пару раз моргнул, но в остальном его лицо оставалось бесстрастным, если не считать врожденного выражения чванливости и упрямства. Мельком взглянув на него, я прошествовал к своему столу, уселся, достал из ящика стопку бумаг и принялся просматривать их, будто выискивая что-то.
Он не произнес ни слова, и я тоже. Я просмотрел бумаги и взялся за другую стопку и уже готовился продолжать в том же духе, но этого не потребовалось. Я дошел до половины второй пачки, когда из двери, ведущей в прихожую, послышался какой-то шум, и дверь почти сразу открылась. Я глянул туда и перенес новое потрясение. В дверях стоял Ниро Вулф, в пальто, шарфе, шляпе и перчатках, с тростью в руках. Я так и уставился на него.
– Прошу прощения, – обратился он к Фаберу, – я должен отлучиться по делу. Если вы хотите продолжить, приходите завтра между одиннадцатью и часом дня или от двух до четырех либо же от шести до восьми вечера. Это мои приемные часы. Арчи, выведи седан. С вашего позволения, мистер Фабер. Фриц! Фриц, проводи, пожалуйста, мистера Фабера…
На сей раз Фабер все же щелкнул каблуками. Не смог, должно быть, бедняга, сдержать огорчения. Он вышел, так и не ответив на вопрос, продолжат ли они свои переговоры завтра или нет.
Когда Фриц вернулся в кабинет, Вулф сказал:
– Возьми все это, пожалуйста, – и вручил ему трость, шляпу, перчатки, шарф и пальто. – И принеси две бутылочки пива.
Услышав это, я запихал бумаги обратно в ящик стола и отправился на кухню за стаканом молока. Когда я вернулся в кабинет, Вулф снова сидел за своим столом, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза. Усевшись, я потягивал молоко до тех пор, пока появление пива не заставило Вулфа выпрямиться. Тогда я произнес:
– Вы все-таки точно гений! Он ведь уже протянул лапу к «Объединенной Югославии».
– Даже почти дотронулся до нее, когда ты вошел, – кивнул Вулф.
– Удачная догадка.
– Никакая не догадка, а опыт. Он ведь явно тянул время. Ничего не сказал, да и не собирался ничего говорить. Но хотел, чтобы ты вышел из комнаты. Почему?
– Все правильно. Очень хорошо. Но вот как он собирался выставить из комнаты вас?
– Не знаю. – Вулф опустошил стакан. – Мне, слава богу, незачем вникать в его мысли. Я же вышел, чего еще?
– Ну да. Ладно. Итак, или одна из черногорок послала его сюда, чтобы он раздобыл документ, или он держит в руках мисс Тормич, потому что от него зависит ее алиби в убийстве, или он… Дьявол и преисподняя! – Я хлопнул себя по бедру. – Понял! Он – князь Доневич!
