Без обычной детской суеты, хотя и с любопытством оглядываясь, спустились они на аэродромный асфальт и парами двинулись к аэропортовскому помещению.
Толпа распахнулась, образовав две коридорные стенки, и в тяжелом молчании пустила детей сквозь себя. Кто же будет расспрашивать детей про несчастье?..
Вдруг кто-то хлопнул Толика по спине:
— Почему не улетел? Самолета не было? — рядом стоял давешний гостиничный Сосед.
(Теперь будем называть его с большой буквы — он того заслуживает…)
— Билетов нет, — сказал Толик.
Он сказал это так, что было видно: раз объявлено, что билетов нет, то их и нет вообще. Но Сосед не обратил на это никакого внимания.
— Как нет? Почему нет? Не может быть! Иди со мной!
Толик послушно пошел, хотя и без особой надежды.
Впрочем, он уже знал, что Сосед может многое.
Тот направился к каким-то внутренним дверям аэропорта, в которые Толику было бы невероятно даже и подумать войти самому по себе. Надо было родиться с такой ногой, которая сама направлялась бы в такие укромные двери, с такой рукой, что распахивала бы их, не успевая задуматься. Соседа же именно так и родили…
Впрочем, Сосед поколебался и в дверь не вошел. Он вернулся обратно к будке чистильщика сапог (которого Толик поначалу совсем не заметил), вошел в нее, сел на стул и прикрыл за собой стеклянную дверцу. Наверное, у него имелись еще более сложные, совсем свои пути для получения билетов при их полном отсутствии.
Толик стоял и во все глаза глядел, как Сосед много и быстро говорил с этим незаметным, но могучим авиационным работником, как он хлопал себя по карманам, а тот все кивал ему и кивал и начищал его ботинки до рояльного блеска.
Наконец разговор был закончен, что-то было передано из ладони в ладонь, и Сосед появился снаружи.
— Достал? — спросил Толик, заранее улыбаясь.
— Чего? — спросил тот.
— Билет достал?
Тут Сосед понял и засверкал глазами от восторга:
— Очень легко хочешь жить, дорогой! Лучше обувь почисти! С такими ботинками — кто даст билеты?!.
Толик посмотрел вниз, себе под ноги. Ботинки были, конечно… не очень представительские были ботинки.
Сосед тем временем впорхнул в первоначальные двери, маня Толика за собой. Поднявшись по лестнице и миновав пустой коридор, они обнаружили в конце кабинет замначальника чего-то.
Сосед вошел в замначальственную дверь, а Толик остался подождать снаружи.
…Время шло. Толик ходил мимо двери и покручивал приемник.
Наконец Толик не выдержал и приотворил дверь в начальство. За столом сидел хозяин кабинета, а больше в комнате не было решительно никого.
Толик еще раз посмотрел: совершенно, до аккуратности пусто.
— А где же он? — спросил Толик глуповато от растерянности.
Заместитель начальника удивленно поглядел на Толика.
— Ну, этот… который к вам зашел? — объяснил Толик.
Заместитель начальника сделал жест в открытый воздух:
— Улетел ваш товарищ, — сказал заместитель. — Важное дело.
— А я? — растерянно спросил Толик.
Тот пожал плечами. А что он мог еще сказать Толику?
Толик огляделся: других дверей в кабинете не было… Окно закрыто на две рамы, оклеено по-зимнему. Разве что форточка — но этого уже не может быть, потому что это уже черт знает что!..
Пятясь, Толик вышел из кабинета и оглядел коридор. Коридор был пуст. Он снова сунулся в кабинет:
— Но он же не выходил?
— Улетел, улетел, — сказал заместитель.
…Толик вышел на улицу в полной растерянности, не переставая озираться по сторонам.
Где-то в высоте щелкнуло радио, и механический голос сказал:
— Окончилась посадка на самолет «Ту-154», вылетающий рейсом тридцать шесть пятьдесят один на Алтынабад. Повторяю: окончилась посадка на самолет «Ту-154»…
Толик едет поездом.
За окном расстилается северная природа, которую никогда не трясут подземные силы. Перед вечером стелется пар на полянах. То Россия укладывается спать у себя по лесам…
Толик пил общепринятый портвейн с демобилизованным солдатом.
За спиной у солдата пряталась его совсем юная жена — кормила грудью солдатова младенца.
И Толик, и солдат пить не хотели, но почему-то уж так положено, что если для вагонного разговора — хоть умри, а выпей… Тем более что солдат, видать, замаялся со своим младенцем, женой и демобилизацией и дремал со стаканом в руках.
