Когда мы выходим на стоянку позади кафе, я испытываю подлинную радость от ощущения, что у меня уже стоит. Женщина идет впереди, подыскивая укромное местечко между грузовичками, следом иду я, следом за мной – араб. Идем в полной тишине. Словно бы мы собрались выкапывать из земли мертвых котов. У моей подруги неплохая задница и отменные сиськи. Я, со своей стороны, хочу сделать признание, что в подобные моменты, когда трахаешься с чужими людьми, мужику всегда хочется, чтобы член у него был побольше. Логика здесь простая: так же, когда приходишь на праздник, тебе всегда становится стыдно, что не выбрал подарка получше. Как только мы доходим до края стоянки и оказываемся между фургончиком с мороженым и одним из этих семейных микроавтобусов, которые так нравятся молодоженам, а после оказывается, что никогда не наберется достаточно детей, чтобы его заполнить,– вот именно там-то моя подруга становится на колени, берет в рот мой прибор и принимается за дело с энтузиазмом, характерным только для не слишком красивых девушек. Рядом оказывается возбужденный араб, а поскольку я вижу, что он пристраивается к моей заднице, я приказываю ему встать с другой стороны. Девушка облокачивается на микроавтобус, и после ряда маневров мне удается заправить ей сзади. Само собой, араб уже освободился от своих подтяжек и держит в руке солидных размеров черную штуковину. Пока он разминает ее в руках, из-за решетки автостоянки на нас выпучивают глаза два старикашки с клюшками для гольфа и в этих дурацких штанах, прямо-таки незаменимых, когда нужно точно закатить мячик в лунку. Конечно, моя подруга собирается бросить начатое, но араб говорит, что если мы сейчас остановимся, денег не будет,– итак, мы решаем продолжить, и я действителвно продолжаю, а в это время любители гольфа достают свои не совсем готовые инструменты и начинают тяжелую и кропотливую работу по вызову эрекции. Через минуту старичков становится трое, а еще через минуту – семеро. Женщина начинает терять равновесие, и араб обвиняет во всем эту банду пенсионеров, которые вроде как не дают даме сконцентрироваться. Араб видит, что у меня уже не так хорошо получается, и увеличивает плату на пятьдесят долларов, а один из старичков, которому остается совсем немного, накидывает еще двадцатку. В общем, мы кончаем. Понятное дело, не все. Кончает араб, три-четыре старика и один мальчишка-мексиканец. Женщина, разумеется, не кончает, я, разумеется, тоже нет. Из двухсот двадцати долларов на мою долю в итоге приходится пятьдесят, хотя ясно, что я этим занимался не за деньги. Араб пристегивает подтяжки на место. Старички собирают свои клюшки, а женщина подкрашивает губы, глядя в зеркало заднего вида автомобиля с мороженым.
Мексиканец перед уходом протягивает мне сигарету.
Я курю, раздумывая о прошлых временах, когда еще существовал вирус, и о том, как все переменилось.
Когда сигарета кончается, на стоянке уже никого не видно.
Для человека, который даже водить не умеет, автостоянка – это очень печальное место.
Труп бельгийского коммерсанта обнаружен в его собственном номере; вены вскрыты над автомобильной картой Аризоны, и, разумеется, никакой записки, никаких сообщений и распоряжений. Включенный телевизор, смятая постель, каталог образцов синтетических тканей для изготовления плащей – такие надевают на скотобойнях. Больше ничего.
Я просыпаюсь довольный, готовый к работе, просматриваю список заказов, принимаю душ, одеваюсь и, уже выходя, вижу по телевизору сообщение о смерти бельгийского торговца. Полиция полагает, что это самоубийство. Они даже уверены. Полиции известно, что люди часто кончают с собой в гостиничных номерах. Сначала показывают комнату, но уже без покойника – видна только кровь на карте, затем гостиницу, вид снаружи, и я понимаю, что эта гостиница находится через дорогу от моей. Я высовываюсь в окно, вижу полицейские машины и журналистов перед главным входом. Вокруг бассейна – кучка любопытных.
Вечером я заключаю сделку с семейной парой в квартале рядом с шестнадцатым шоссе. Эта дорога связывает Тусон с Сан-Диего. Женщина светловолосая и робкая, мужчина смуглый и чуть более решительный, но все равно видно, что они никогда раньше не покупали химию, не уверены в эффекте, который она может оказать, и вскоре выясняется, что оба боятся забыть имена своих детей: дети сейчас в летнем лагере, им семь и двенадцать лет, худенький мальчик и девочка, робкая, как и мать, родители очень любят обоих и, конечно, хотят без проблем узнать их, когда дети вернутся.