— Более или менее.
Фарук поднялся к письменному столу, выключил диктофон.
— Заказ непростой. И когда это все тебе нужно?
— Сегодня к вечеру… Таксист выезжал с утра. Формально свою смену отработал. Так что…
Не давая Рэмбо времени на раздумывание, Фарук достал пачки в банковских упаковках, разложил по столу.
— ..Еще с ними может быть поездной вор. Кличка — Пай-Пай. Ну вот… На первые расходы, думаю, тут достаточно… Мы будем в гостинице. Телефон…
Дежурный у входа ни о чем их не спросил. Голубоглазый вслед за Андижанцем поднялся на полуэтаж, к лифту. На площадке двое кавказцев пересчитывали валюту.
«Блатной отель!..» — подумал Фарук. Сам он никогда тут не останавливался.
— Нам на пятый, — сказал Андижанец.
На пятом всюду виднелись следы ремонта, разор. В номере пахло свежей краской.
— У тебя душ, ванна? — Фарук с ходу скинул пиджак, распустил галстук.
— И то и другое. Полотенце за дверью.
— Где Уби?
— Может, на рынке. Может, с девушкой.
— Если позвонит, скажи — он мне нужен…
Ванна оказалась неудобной, маленькой.
«Кавалерка»…
Голубоглазый включил воду. Краны запели беззвучно-тоскливо, как немые. Сбоку, у ванны, лежали газеты. В их прошлой, закончившейся жизни профессиональных спортсменов — участников сборной — Андижанец на выездах всегда читал всю местную прессу. Звук льющейся из крана воды усыпил. Ночь в поезде давала о себе знать. Его сморило…
Плывущий под ногами пол вагона; ритмичный стук колес, усиливающийся каждый раз, когда открывается дверь тамбура.
Фарук приезжал в Новосибирск в связи с нападением на людей, находившихся под «крышей» Белой чайханы: торговцев цветами, фруктами, кофточками… Налеты совершались все чаще.
Последний был совершен, когда Голубоглазый был уже в городе, поздно вечером на квартиру, в которой Фарук остановился. Самого Голубоглазого дома не было. Хозяин — человек Чапана — досматривал по видаку затянувшийся боевик и допустил непростительную оплошность. Он открыл дверь незнакомым. Потом расплачивался. Ворвавшихся было трое. Первый — с гранатой — толкнул дверь в спальню, где находилась хозяйка с детьми. Руководил явный уголовник — молодой, симпатичный, с блестящими, словно покрытыми глянцем веками. На нем был джинсовый костюм. Всех вытолкнул в гостиную.
— Быстро! Руки к стене!
Обыскали. В карманах у хозяина ничего не оказалось, кроме газовой «пукалки».
— От кого вы? — Хозяин был тоже крутой, трижды судимый. Он держался достойно.
Гранатометчик ответил вопросом:
— В Москву приезжал? По весне?
— Был…
Он действительно приезжал с делами. Продукция левых цехов — галантерея, ширпотреб. Москва, ближнее Подмосковье — Серпухов, Тула…
— За «крышу» расплатиться думаешь?
— Я и так отстегиваю.
— Белой чайхане?
— А кому еще?
— Это твои трудности… В Москве платят москвичам!
— Неужели ехали через всю Россию получить свое?
— А ты думал?!
За четыре месяца долг вырос в несколько раз, проценты на проценты… Сумма накрутилась большая.
— Это мы забираем, к утру приготовь остальное… Понял?
— Слышу.
— Понял или нет? — Руководившему что-то не понравилось в ответе.
— Понял…
Они уже вытаскивали стоявшую в углу коробку от телевизора, освобождали сумки. Особого богатства в квартире не было: видео, телевизор «Шарп», стереосистема, несколько кожаных курток, мужские и женские — хозяин привозил по паре с каждой поездки. Ограничились бы нападавшие вещами, окажись он, Фарук, тогда в доме?
Уже несколько месяцев южноазиатская группировка чувствовала на себе давление московских криминальных структур.
В Новосибирске Фаруку кое-что удалось узнать.
— Руководил нападением человек Афанасия, авторитета. Назад будет возвращаться фирменным Новосибирск — Москва. Кличка его Пай-Пай. На вокзале тебе покажут…
Перед отправлением поездника действительно показали — с предостережениями, издалека. Пай-Пай выглядел крутым, немногословным, с убегающим в сторону взглядом. «Чистый уголовник…» — Голубоглазый словно видел его перед собой.
— Фарук! — окликнул Андижанец из комнаты. — Не опоздаем?
— Собираюсь…
Когда Голубоглазый вышел из ванной, у Андижанца все было готово для чайной церемонии. Пиалы и чайник были предварительно обданы крутым кипятком. Андижанец налил себе, вторую, по обычаю, из рук в руки передал гостю. Разломанную лепешку кусочками разложил по краю стола. Из них двоих соблюдавшим обычаи Востока был, конечно, он — русский. Даже собираясь на историческую родину — в Россию, Андижанец захватил с собой кок-чай, пиалы, пестрые скатерти-сюзане. Они пили чай и смотрели телевизор. Внизу, под окном, по-прежнему толклись кавказцы.
