— Ты почему не приходишь в чум? Я заждалась тебя, — сказала она отрывисто, не спуская черных глаз с мужчины. — Я достала тебе новую малицу. Старая совсем изодралась. Почему ты молчишь?
— Не знаю, что сказать!
— Иди отдыхай, я подежурю.
Ночью Пирцяко Хабиинкэ почувствовал рядом с собой горячее тело женщины.
— Однако, ты обними меня, — сказала она громко. — Хоры бегают за важенками. Селезни и куропачи поют свои свадебные песни. Почему ты глухой?
— Я обнимаю тебя. — Но, даже лаская женщину, Пирцяко Хабиинкэ чувствовал тоску. Старый Лапландер — многооленный человек умер, а новый не имел имени, не радовался простым человеческим чувствам, не мог заставить себя быть самим собой. В сумраке чума ему виделись не горящие черные глаза женщины, а глаза страдающих оленей, которых он закалывал.
Три месяца сумела женщина продержать его около себя. Она гладила его рукой свой твердеющий живот и говорила:
— Куда ты уходишь, «Бегающие нарты»? У нас будет сын. Я не знаю, как его назвать. Мой муж утонул, а мне нужен сын. Оставайся со мной.
— Ты хорошая баба, но я должен ехать.
— Запряги в свои нарты белых оленей, — сказала женщина. — Помни, у тебя будет сын. Ты до сих пор не сказал, как тебя звать. Откуда ты пришел?
— Зовут меня Пирцяко. По отцу — Хабиинкэ. Пришел с Пура. Река далеко-далеко. Там стоит Уренгойская фактория.
— Ты пойдешь к своей бабе?
— Я давно потерял чум. Потерял жену и сына. До моря не дошел, может быть, поверну к Камню!
6
За время долгой дороги пали олени, подаренные Марией. Пирцяко Хабиинкэ тяжело опустился на нарты и долго сидел, раскачиваясь из стороны в сторону. Надо уходить, а нет сил подняться. Нарты связывали его с прошлым, напоминали о счастливой жизни, когда он объезжал огромное стадо, имел доброе имя Пирцяко Хабиинкэ, и все считали его бригадиром.
Хотел назвать себя Лапландером — многооленным человеком, но не стал им. О жене он старался не вспоминать, словно забыл, что рос Няколя, веселый черноволосый мальчуган.
Уехал от Марии, а она тоже обещала родить ему сына. Не знала, как его назвать.
Наконец он поднялся. До самого горизонта тянулась зеленая тундра, упираясь в край неба, светлый, голубой. На возвышавшихся мочажинах, на каждом круглом островке тянулись к свету капельные листочки ивок и березок. Напрасно Пирцяко Хабиинкэ приглядывался к высокой траве, не виднелись следы нарт — не было заломленных стеблей и сбитых листьев. Трава ходила под ветром, валясь то в одну, то в другую сторону, и, как рябь но воде, пробегали раскачивающиеся белые шарики пушеницы.
— Здесь мое Хальмер-Ю! — тихо сказал Пирцяко Хабиинкэ и в последний раз оглянулся на брошенные нарты и последнего упавшего белого оленя. Пройдет он еще немного по тундре и свалится. Останется на съедение комарам. Потом прибегут росомахи, раздерут его малицу и доберутся до тела. Остатки растащат песцы и приведут за собой крикливых халеев. Вздыхай, не вздыхай, а все заранее определено.
Черным столбом висели над бригадиром комары. Пирцяко Хабиинкэ перестал отмахиваться. Лицо распухло. Когда становилось особенно невыносимо, он рукой отрывал нависший клубок комаров, удивлялся, сколько они высосали крови. Если ничего не случится, протянет еще день-другой. Почему он задержался на земле? Где-то в стороне потявкивали песцы, и в их голосах чувствовался голод.
— Песцы, подождите еще немного, я скоро упаду, и вы получите мясо! — сказал он громко. В одиночестве он привык разговаривать сам с собой и никогда не таил мысли. — Слышите вы меня? Подождите еще немного!
Пирцяко Хабиинкэ поднял изгрызенный песцами ременный тынзян. Обрадовался находке, Не одинок он в этом огромном мире тундры, где до него проходил оленевод. А может быть, ставил свой чум? Но когда это было? Весной, сейчас, летом, или прошлой зимой? Ему захотелось узнать, как жил неизвестный ему человек. Был ли он счастлив? Имел ли жену, детей? Вот бы им встретиться! И в первый раз захотелось с кем-то перекинуться словом, рассказать о своем несчастье, о хорошей бабе Марии, которая не хотела отпускать его из чума, предлагала стать хозяином олешек. А он ушел от нее. На Пуре у него есть жена Набине, есть сын Няколя. Они, наверное, уже потеряли надежду, что он живой. Решили: утонул в какой-нибудь реке или болоте. Надо кого-то встретить и рассказать, что живет на свете Пирцяко Хабиинкэ.
