«Проклятая повязка на глазах!» – капитан поморщился от боли, оступившись на каменной россыпи. Вблизи той чертовой поляны пуля саданула по краю коленного сустава. Того самого больного сустава, что полгода лечил в одной из московских клиник. Трижды ложился под нож хирурга. И вот опять. Вся голень была мокрой – кровь пропитала штанину до ботинка. Да что там до ботинка – даже ступня ощущала неприятную липкую влагу.
Пронзительная боль отогнала мысли о Толике. Но ненадолго.
Толик попал в его группу чуть более двух лет назад, когда, напоровшись на засаду во время одного из рейдов, Кармазин потерял половину своих людей. С достойной заменой своевременно пособил Броневич – порекомендовал четверых надежных ребят из разведроты соседнего батальона. Прибыл в той четверке и Анатолий.
Так и познакомились. Потом потянулись бесчисленные боевые; затяжная операция по выслеживанию караванов и прочие передряги, в одной из которых Кармазин спас жизнь Броневичу. Да, тогда у станицы Весовой ускреблись, отбились, выжили. Повезло.
А сегодня не получилось…
* * *
Через несколько месяцев безуспешных поисков Кармазин все же нашел относительно приличную постоянную работу – предложили пойти охранником на большую автомобильную стоянку, что раскинулась в паре кварталов от его дома. Он согласился, ибо денег катастрофически не хватало. В дежурке на стоянке он сутки дежурил, трое отдыхал. Точнее беспробудно пил, дабы не оставалось возможности осмыслить никчемность своей нынешней жизни. Алкогольная анестезия воздействовала на самую неизведанную часть человеческого организма – на мозг. И тот на время отключался, прекращая подавать хозяину сигналы бедствия.
Случалось, что по нескольку дней не пил, но при этом чах и становился угрюмым. Трезвея, он начинал рассуждать, думал и мечтал о будущем. Хотя сам не понимал зачем.
Единственным будущим, которое действительно грело душу, был ближайший вечер с обязательным наличием в кармане энной суммы в российской валюте. Приличные деньги нужны были, чтоб напиться в знакомом кабаке. Если приличных не оказывалось, шел в забегаловку, располагавшуюся напротив стоянки. Ну, а на десерт после выпивки Кармазин предпочитал секс с какой-нибудь смазливой бабой, подвернувшейся в ресторане или в той же забегаловке.
Собственно, мечта состояла не только из алкоголя и секса. На самом деле в ней содержалось гораздо больше: интрига, приключение, таинственная неизвестность, тревога. И сладостное томление в груди. В общем, все то, чего так не хватало в излишне спокойной гражданской жизни.
Он отлично понимал, чем могло закончиться пресловутое томление. На лице уже имелось несколько шрамов после ресторанных приключений, а в непогоду ныли сломанные ребра. И все же весь кайф был именно в нем – в томлении. Ради него Станислав бежал из дома, нырял в непроглядную ночь, стойко терпел невзгоды, боль, лишение свободы…
Долгожданный момент наступал, когда город погружался в темноту. Он выходил из квартиры, поворачивал в замке ключ, сбегал по ступенькам лестницы вниз… Навстречу выплывала ночь с ее удивительным бархатом, с ее тяжелой тканью, струящейся сквозь пальцы.
Кармазин следовал знакомым маршрутом. Настолько знакомым, что мог проделать его, будучи лишенным зрения.
Томление достигало пика. Хотелось заорать от счастья на весь спящий квартал или сплясать что-нибудь эдакое.
Но он не орал и не плясал. Он экономил силы для «банкета».
* * *
Желтая полоса солнечного света врывалась в открытую дверь каменной лачуги, где капитан с двумя сослуживцами парился вторые сутки. Длинный узкий луч медленно полз по усыпанному грязной соломой полу; становился короче и менял оттенок.
Мысли о побеге уже не посещали. Руки пленников оставались свободны, однако к ногам крепилась массивными «манжетами» толстая ржавая цепь. Тяжелой змеёй она опутывала троицу офицеров и концом своим была намертво приварена к вкопанному в землю старому станку от ДШК. Откопать эту хрень свободными руками было возможно, но снаружи – у открытой двери – постоянно торчали чеченские бандиты. Сидели, скрестив ноги, сверкали колючими глазищами, судачили о чем-то да скалили зубы в злобных ухмылках.
