— Уж поздняя осень, — говорит охотник Караулов. — Все улетело в теплые края: дупеля, бекасы, утки, гуси…
— Утки еще держатся, — сказал охотник-крестьянин Герасим, — снегу еще не было.
— Место здесь такое у него, — сказал приятель мой, Павел Александрович, — что всегда охота есть. Тетерева, глухари, куропатки, зайцы, лисицы, лоси-звери есть.
— Верно, — подтвердил Герасим, — тут охота завсегда, когда хошь, хоть вот теперь, сейчас.
— Теперь, ночью-то? — сомневался приятель Василий Сергеевич Кузнецов.
— Верно говорю я, — сказал Герасим, — теперь ночь темная, самая настоящая охота, ехать в лодке с лучом, с острогой.
— Верно, — говорят охотники, — молодец ты, Герасим, ехать с острогой на рыбу — замечательно.
— Замечательно, — подтвердил Василий Сергеевич, — только перевернет челн, купаться что-то не хочется, неприятно, вода холодная. И утопиться можно.
— Бывает, — говорю я, — водяной шутит.
— Вот я терпеть не могу этих разных штук, водяных, лесовых, домовых, благодарю вас, довольно их было.
— Герасим Дементьевич, — предлагает Павел Александрович, — давай поедем, правда, лучить рыбу. Ночь тихая. Как бы достать смолья?
— Ладно, — согласился Герасим, — сейчас пойду, попытаю достать у рыбака Константина. У него всегда смолье есть, и челны у него возьмем. Наш тоже.
— Я не еду, — сказал Василий Сергеевич.
— Поедем, — зовут приятели Василия Сергеевича, — ну, чего боишься!
— Ничего не боюсь, а у меня ревматизм, в воду попадешь, ноги раздует.
Герасим ушел, а мы собирались, надевали длинные сапоги и уговорили ехать лучить рыбу и Василия Сергеевича.
Зажгли фонарь. Выйдя из дома на крыльцо, увидели, ночь была темная. Тихо. Идем краем леса. Пахнет землей и сыростью осени. С горки, видим, освещается противоположный берег реки, лес. А внизу Герасим и рыбак Константин зажгли смолье, положенное на «козу», железную решетку, прибитую на носу челна. Ярко горит смолье. Садимся в челны. Берем остроги. Дым от смолья попадает в нос, летят искры. С Василием Сергеевичем садится Герасим. Тихо отчаливают челны, освещая воду реки. Я вижу дно, песок, водоросли, стайку пескарей, потом мутная вода. Это глубина реки. У самого берега вижу освещенную светлую рыбу, опускаю в воду острогу, ударяю рыбу.
— Есть! — сказал рыбак Константин, правящий сзади челном. Крупный линь вертелся на остроге.
Опять едем у берега обрыва, наверху большой лес седыми елями спускается к реке. Темные, огромные тени ложатся от нас по песчаному обрыву. Они, как страшные великаны, повторяют наши движения. Впереди, у другого берега, я вижу: у Павла Александровича на остроге бьется большая рыба.
— Ишь, здорову щучину заколол, — сказал рыбак Константин.
На песке, на дне реки, я вижу большой, как бы белый крюк. Ударил острогой, и вынимаю темного налима, и слышу, сверху обрыва кто-то говорит: «Ишь, рыбину заколол! Им косу не переехать, перевернет».
— Это кто там говорит? — спросил Василий Сергеевич. — Какую косу?
— Какую косу? — передразнили его сверху из тьмы. — Узнаешь какую, погоди!
— А вы кто там такие?
— Мы-то? Черти лесные, ха-ха-ха-ха!
«Ха-ха-ха-ха», — разнесло эхо по лесу.
— Слышите, это что там за голубчики? — беспокоился Василий Сергеевич.
— Эй, кто вы?! — крикнул я.
— Лесовые, — ответили с обрыва.
— Хорошо, только не мешайте нам!
— Ладно! Сами утопитесь.
— Оттолкнись, Василий Сергеевич, от берега, — сказал Герасим.
Тот сильно стукнул острогой к берегу. Вдруг с быстрым всплеском у берега взвилась огромная рыба, острога дернулась вбок, вырвалась из рук Василия Сергеевича и пропала в воде. Челн зашатался, посыпалось смолье и зашипело, упав в воду.
— Ого-го! — кричали сверху.
Василий Сергеевич стоял в воде по колено. Герасим тянул челн к берегу. Дальше по реке я увидел, как по поверхности воды плыла стоймя палка остроги, погружаясь в воду.
— Вот вам, доехали, — сказал Василий Сергеевич, — благодарю вас.
Мне видно было, как острога пристала к берегу и остановилась.
— Сейчас, — говорит тихо Герасим, — постой, сейчас зажгу, — и чиркает спичкой. — Эка тьмища; ух, велика рыбина.
Зажигает щепку смолья и кладет на «козу».
Я подъезжаю к нему.
