Томов отвечал, что приходило в голову, но потом попросил его помолчать:
— Могут услышать!..
Мальчуган кивнул головой. Однако немного погодя не вытерпел и снова спросил:
— А правда, вы за рабочих?.. Дед сказал, что вас ранили за то, что продавали какие-то газеты, которые заступаются за бедных… Это правда?
— Правда… Но давай лучше помолчим… Прошу тебя, мне плохо…
Дальше шли молча. А когда добрались до какой-то улицы, мальчик вдруг предложил изменить маршрут, вспомнив, что близко полицейский пост.
— Мы лучше сейчас свернем к улице Попа Нан, там спокойнее, — предложил он. Илья согласился. Здесь уже начались более или менее освещенные улицы. Но кругом по-прежнему не было ни души. Откуда-то неподалеку донесся звон трамвая. Илья вздохнул… Мокрые от крови белье и штанина, липли к телу. Томов все чаще останавливался, отдыхал, поправлял листовки и газеты. Рука ныла, казалось, что она зажата в тиски. Томов держал ее в широком кармане куртки. Впереди показалось что-то похожее на притаившегося человека. Малец остановился, но тут же пошел следом за Томовым, который теперь ни на минуту не замедлял шага: другого выхода не было. Когда они подошли ближе, оказалось, что это был вкопанный в землю столбик… Пройдя еще немного, они увидели на противоположной стороне бодегу; возле нее, въехав одним боком на тротуар, стояла легковая машина. У Ильи мелькнула искорка надежды: «Вот если бы такси!»…
Мальчику, очевидно, пришла в голову та же мысль, он предложил сбегать посмотреть, есть ли шофер. Но Томов не согласился.
— Знаешь, ты лучше вернись. Я уж теперь сам доберусь.
И хоть мальчуган предлагал проводить его до самого дома, Илья отказался.
— Нет, спасибо, ты лучше иди. А то, чего доброго, отец может придти домой раньше, увидит, что тебя нет, и начнет расспрашивать, где был, зачем да почему… Не надо этого. Кто знает, как может все повернуться… А так лучше… Ты меня вывел, спасибо тебе, теперь я и сам доберусь…
Мальцу, как видно, не хотелось уходить. Он тяжело вздохнул, попрощался и, оглядываясь, поплелся обратно.
Томов добрался до бодеги, посмотрел на номер машины и обрадовался: такси!
Несмотря на то, что ставни бодеги были закрыты, изнутри неслись звуки скрипки и кто-то, надрывая глотку, пел: «И оф, оф, оф!.. Мой Раду пил и угощал, но меня, бедную, не вспоминал!..»
Томов прижался к стене. От боли он не мог сделать шага. Внезапно дверь бодеги распахнулась и, когда клубы пара рассеялись, он увидел на крыльце двух изрядно пьяных женщин и мужчину. Смеясь и разговаривая, они спустились к машине. В это время к бодеге подошел постовой полицейский; поднявшись на цементную площадку, он искал в застекленных дверях оттаявшее местечко и, наконец, найдя его, с интересом припал к стеклу.
Илья тоже притворился пьяным и направился к машине. Ему сейчас не хватало встречи с полицейским… Однако полицейский, сняв башлык, громко высморкался и, не обращая внимания на Илью, перешагнул порог бодеги.
Пьяный мужчина оказался шофером такси, а девицы — его пассажирками. Судя по жаргону, Илья заключил, что это проститутки. Они уже сидели в машине, когда Томов, покачиваясь, подошел к передней дверце и, заглянув в окно, сказал шоферу:
— Дружище! Может, подвезешь и меня заодно? Плачу двадцатку!..
Шофер пренебрежительно посмотрел на Илью и ответил ругательством. В этот миг полицейский вышел из бодеги и, самодовольно крякая, направился к машине.
Томова бросило в холодный пот. Он снова начал упрашивать шофера и предлагать деньги. Когда полицейский уже был рядом с ним, задняя дверца машины открылась и вторая девица, окинув Илью оценивающим взглядом, процедила сквозь зубы:
— Котик, поедешь ко мне на Круча де пятрэ? Тогда садись!
Илья еще не успел произнести и слова, как почувствовал на своем плече тяжелую руку полицейского. У него подкосились ноги: что делать? Бежать? Невозможно! И он продолжал притворяться пьяным. Грубо повернув Илью лицом к себе, полицейский сказал:
— Ну, чего стоишь, дурила!.. Езжай, коль приглашает! Согреешься… А то едва на ногах держишься, замерзнешь к черту у какого-нибудь забора и потом делов еще с тобой будет… Езжай, ну!
