Больной дико вскрикнул и одним прыжком оказался на ногах.
— Вон! — закричал он. — Вон! Сию же минуту вон!
— Но, ради бога, майор, ваше здоровье…
— Я здоров. Тотчас же убирайся вон! И если еще попадешься мне на глаза…
От бешенства у него захватило дыхание. Стоя посреди комнаты, босой, в одном белье, он грозил кулаком перепуганному, задом пятившемуся к дверям доктору и наверно задушил бы его, если бы тот не поспешил поскорее убраться.
Рано утром в Свальяву примчалась в автомобиле Мария Рожош, вызванная телеграммой к заболевшему брату. Но как она ни торопилась, а брата уже не застала: он с первым утренним поездом выехал в Унгвар.
Когда Мария пришла к Петру, у него как раз происходило совещание. Петр хотел устроить митинг, но начальник округа разрешения не дал. За исключением старика Бочкая, все участники совещания разделяли мнение Гонды, что митинг придется отложить. Бочкай под конец тоже согласился, но Мария ни за что не хотела примириться с подобным решением.
— Я вам покажу, Петр, как надо бороться!
Под вечер она отправилась к заводским воротам и, взобравшись на кучу досок, стала поджидать рабочих. Она была в темно-сером английского покроя костюме, а голову повязала красным кумачовым платком на манер крестьянских молодух.
— Товарищи рабочие и работницы!
Рабочие, валом валившие из заводских ворот, мигом обступили Марию.
— Товарищи, довольно нищеты! Довольно голода! Кто и дальше будет безропотно мириться с нищетой, тот подлый изменник!
Восторженные крики. Лицо Марии сияет.
— Если дирекция не прекратит своей гнусной игры, подожжем завод!
Молчание. Теперь все прекрасные слова Марии идут впустую. Толпа слушает молча и настороженно. Кое-где слышен даже недоверчивый ропот.
Толпа остается безмолвной и тогда, когда шесть легионеров стаскивают с досок Марию, защищающуюся от них руками и ногами, зубами и ногтями.
Мария визжит, кусается, царапается.
Легионеры связывают ей руки и затыкают рот грязной тряпкой.
Когда Петр прибегает на место импровизированного митинга, Мария уже в управлении начальника округа.
В ту же ночь ее отвозят в Мункач, где жупан тотчас же приказывает ее отпустить. Через неделю проходят и синяки от легионерских кулаков.
Упорная борьба в Свальяве продолжалась.
В Полене в кровь исколотили провокатора. Жандармы арестовали трех дровосеков, но те по дороге сбежали. На другой день вечером до полусмерти избили жандарма: набросили ему сзади на голову мешок, остальное уже было делом нетрудным. Оружие у него, понятно, отобрали.
На следующий день переговоры возобновились, но через полчаса стороны уже не говорили, а неистово орали, угрожая друг другу.
Директор переехал в Мункач.
Петр переселился в поленский лес.
Машины на заводе работали еле-еле. Поезд плелся медленнее пешехода.
На завод приходили женщины:
— Сколько еще ждать наших денег? Неужто и теперь останетесь в дураках?
Ребятишки кидали на улице камнями в главного инженера и распевали хором:
Погоди ты, пес буржуйский,
Вот приедет Бела Кун…
Три недели еще продолжалась война. На двадцать второй день подписали коллективный договор. Восьмичасовой рабочий день, повышение заработной платы вдвое, все долги насмарку.
Теперь на всех лесопильных заводах Лесистых Карпат полным ходом шел массовый саботаж.
Свальява стала лозунгом.
Зашевелились даже батраки огромного поместья графа Шенборна. И у них с уст не сходила Свальява.
Шесть часов вечера. В Пемете[21] на лесопильном заводе рабочий день окончился. У ворот высокие штабели досок — гладко обстроганные, готовые к отправке доски. На верхней доске, широко расставив ноги, стоит незнакомый парень с черными взъерошенными волосами и темными горящими глазами. Скомканная фуражка засунута в карман помятых брюк.
Когда первая партия рабочих показывается в воротах, он широко раскидывает руки и зычным голосом кричит:
— Рабочие! Братья! Я принес вам весть от Бела Куна!
Через пять минут его слушают человек двести рабочих.
А еще через четверть часа жандармы надевают ему наручники. Семерым рабочим, слишком громко протестующим против его ареста, тоже надевают наручники. Основательно избив, их немного спустя отпускают. Черноволосый недосчитывает двух зубов, и его, всего вымазанного в крови, с руками, связанными за спиной, посылают пройтись между двумя конными жандармами в Унгвар. Недурная прогулочка! Сорок километров…
