Грохот выстрелов, как всегда при такой стрельбе, слился в один.
Все три камня разлетелись на куски. Сверху посыпался песок.
– Ух ты! – Кира восхищенно смотрела на меня. – Здорово! Отлично стреляешь!
Я тона не принял. Ответил с мрачной миной:
– Это не я молодец. Имплантат. Сидит у меня в голове и помогает палить во все, что движется. Прицел на глазу видела?
– Да-а…
– Из той же обоймы штуковина, бесплатное приложение. Откуда у меня вся эта красота взялась – не спрашивай, не скажу. Главное, что работает, и работает неплохо. Но иногда бывают сбои. От чего, почему, я не знаю. На химию с нейростимуляторами почему-то реагирует, на регенератор или вот на культары, как теперь выясняется, тоже. Так что, – я улыбнулся, – придется лечиться у тебя. Не откажешь?
– Нет, – ответила она совершенно серьезно.
– Вот и отлично. Тогда будем собираться. Отведу тебя в Оазис, там сейчас тихо. Дождешься большого каравана в Москву или к полиции напросишься.
Кира кивала. Но видно было, что она меня не слушает, погрузившись целиком в свои мысли.
– У тебя деньги-то есть? – спросил я.
– А? Что? Да… немного осталось.
– Немного – это сколько?
– Семнадцать монет, – гордо сказала она.
– Этого даже на дорогу не хватит, не говоря уж о портале… Кстати, сколько ты весишь?
Она, естественно, немедленно покраснела и завертелась на месте, осматривая себя.
– А что? Я разве толстая?
– Нет, – хмыкнул я. – Просто в порталах оплату транспортировки считают по весу. Сколько в тебе? Пятьдесят?
– Сорок восемь!
– Это все равно.
– Нет, не все равно!
Полтора часа назад эта девочка была в шаге от смерти и трепетала в руках подонка с ножом, а сейчас спорит о какой-то ерунде. Счастливая. Мне бы научиться забывать так быстро.
– Плата за полные десять кило, так что возьмут как за пятьдесят. Да еще снаряжение, одежда. Ладно, с деньгами что-нибудь придумаем. Пошли.
Кира подняла с земли фонарь, побежала за мной. Догнала – что было не трудно, – ухватила за руку и спросила:
– Мы… к ним идем? Да?
– Если хочешь, можешь не ходить. Надо похоронить убитых. Собрать оружие, снаряжение – все, что можно продать. Я один справлюсь.
– Нет, – сказала она твердо, – я буду помогать.
Провозились мы долго, часа три, наверное. Первым делом двумя старательскими кирками вырыли могилы для погибших. Обливаясь потом, перетащили всех шестерых – я со своей ногой ковылял еле-еле, поэтому большая часть работы пришлась на долю Киры.
Она не скулила. Хотя и побледнела до синевы – смотреть страшно. Раньше ей точно не доводилось носить на руках мертвецов.
Завалили могилы землей, а Кира, стирая руки в кровь, натаскала по моему совету камней поверх насыпных холмиков. Чтоб не разрыли динго.
А пока она возилась с ними, я взял кирку и снова врубился в землю, шагах в ста от последнего пристанища шахтеров. Нога мне почти не мешала, разве что напоминала иногда непривычной тяжестью: эй там, наверху, ты не забыл, что во мне пуля сидит?
Закончив свою работу, Кира подошла ко мне.
– А это зачем? Тех… ну, других… хоронить?
«Мародеров не хоронят, девочка».
– Они этого не заслужили.
– Почему? Потому что воры, да?
– Нет, не поэтому. Корсары – тоже воры и грабители, но их хоронят, и причем с почестями. Те же рейнджеры и сталкеры, которые бьются с ними до последнего. Потому что корсары враги, а врага можно уважать. Особенно сильного и умелого.
Я с ненавистью рубил землю. Кира молча ждала продолжения.
– А эти, они шакалы. Стервятники. Трупоеды. Зачем оставлять о них хоть какую-то память?
Она не возражала. Видимо, этот негласный закон пустошей не вступил в противоречие с ее этикой. Но любопытство не давало покоя.
– Зачем же тогда яма?
– Старательский груз закопаем. Помоги дотащить.
Странно, но она ничего не сказала, а я уже ждал очередных обвинений в мародерстве. Нет, Кира без лишних слов взялась за ближайший мешок. Пока мы пыхтели, подтягивая груз к яме, я объяснял:
– У старателей есть нечто вроде законов чести – Кодекс Шахт. Он хоть и неофициальный, но действенный, за исполнением следит не столько охрана, сколько людская молва. Нарушившему закон под землю лучше не спускаться. А если доведется мастеру оступиться – ему и подавно больше веры не будет.
