Тим Бёртон: Интервью: Беседы с Марком Солсбери - страница 20

Первоначально «Франкенвини» намеревались показать вместе с «Пиноккио» при его повторном выпуске в 1984 году, но когда фильм Бёртона получил категорию PG[33] киностудия Диснея положила его на полку.

Способность постижения — нечто, о чем я не в состоянии размышлять; если я пытаюсь это делать, то впадаю в неистовство. Не могу понять логику происходящих событий. К примеру, нас всех взбесило присуждение «Франкенвини» категории PG, поскольку такой фильм нельзя выпустить в прокат вместе с мультипликацией категории G[34]. Я был несколько шокирован, поскольку не видел оснований относить мой фильм к категории PG: там никто не использует нецензурных выражений, насилие встречается лишь однажды, да и то происходит за кадром. И тогда я обратился в Американскую ассоциацию кино с вопросом: «Что нужно сделать, чтобы получить категорию G?», и они ответили: «Вырезать там нечего, важен сам тон». Думаю, их взбесил черно-белый цвет — ведь в фильме нет ничего плохого. Состоялся пробный сеанс, когда показали «Пиноккио», а вслед за ним «Франкенвини». Спросите любого ребенка, и он скажет, что в «Пиноккио» есть достаточно жуткие места. Взрослые, не видевшие его очень давно, воспринимают эту картину как детскую классику, отношение к ней такое же, как к сказкам. Когда вы слышите слово «сказка», первое, что приходит на ум, — прелестная история для детей. На самом деле это совсем не так. То же самое справедливо и для «Пиноккио»: это довольно легкая история, но там есть очень напряженные моменты. Помню, в какое я приходил возбуждение, когда смотрел фильм в детстве, помню, как кричали малыши. И во время упомянутого выше пробного просмотра дети в некоторых местах начинали плакать: для них этот фильм гораздо страшнее «Франкенвини». Но поскольку моя картина не является проверенной временем общепризнанной детской классикой с клеймом одобрения от Доброй Домохозяйки, цензоры из киноассоциации взъелись на нее и заявили: «Мы не можем выпустить такое в прокат».

Это случилось как раз в период крутых перемен в компании, когда пришли те люди, что работают там до сих пор. Реакция на картину до известной степени напоминала ту, какой был встречен «Винсент»: «О, это замечательно, но когда-либо выпускать фильм на экраны в наши планы не входит». Помню, я испытал сильнейшее разочарование: старый режим сошел на нет, наступила новая эпоха, но вновь тридцатиминутная короткометражка не оказалась приоритетом для людей, только что пришедших на киностудию, которые могли бы найти для нее достойное применение.

К тому времени работа у Диснея мне по-настоящему наскучила. Мысли приходили такие: «Да, это было очень-очень здорово, мне крупно повезло, никто не имел таких возможностей. Замечательно, что я сумел сделать это». Но это означало: снимать то, что никто никогда не увидит. Полная нелепость.

«франкенвини» все-таки имел короткую прокатную историю в Великобритании, где демонстрировался на одном сеансе с фильмом киностудии «Тачстоун пикчерз» «Динозавр: Тайна затерянного мира»[35]. В США его в конце концов выпустили на видео — в 1992 году, накануне выхода на экраны «Бэтмен возвращается». Зрительный ряд картин Бёртона и его работа с актерами произвели впечатление на Шелли Дювалл, которая пригласила режиссера снять эпизод для сериала телевизионной кабельной сети «Шоутайм» «Театр сказок». Она была там ведущей и исполнительным продюсером. Бёртоновский сорокасемиминутный эпизод «Волшебная лампа Аладдина» стал его первым опытом съемки на видеопленку. Особое место в фильме заняли работа с макетами и спецэффекты, вновь выполненные Риком Хайнрихсом и Стивом Чиодо.

Сразу же после «Франкенвини» Шелли Дювалл попросила меня сделать один из эпизодов для ее «Театра сказок», что было очень здорово: ведь они приглашали в основном режиссеров с именем, таких как Фрэнсис Коппола. Я был польщен, мне было интересно, но при этом я ощущал себя совершенно беспомощным, что, впрочем, случалось и раньше. Эпизод снимался на видеопленку тремя камерами. И вновь вышло так: что-то было хорошо, а что-то плохо. Часть отснятого напоминала скверное шоу из Лас-Вегаса, и все потому, что уж если я плох, то плох