— Что ты глядишь на меня? — смутилась Нина, и щеки ее заалели еще пуще.
— Так… Жду, когда самовар согреется, — ответил он не то; что думал.
Нина прошла к столу, поправила скатерть, придвинула поближе к отцу стакан, тарелку с хлебом, кринку молока. А он опять глядел на нее. И думал: да, невеста, но неужто достанется она этому зубоскалу? Зачем он к ней пристал? И она тоже хороша — все говорила, что бросила дружить с ним, и на вот тебе!.. Нет, он не даст благословения. Ни за что! Сама она еще не разбирается в людях, по неопытности своей. Окрутил ее Матвейка, вот она и потеряла голову.
Что же мать-то смотрит? Единственную дочку и не может оградить от этого, этого… Он не нашел подходящего слова.
Уходя после чая к своей кровати, стоявшей за перегородкой, Михаил Петрович сказал:
— Так вот, больше не серди меня, дочка. Хватит и того, сколько он насолил мне.
— Папа, ты совсем-совсем не знаешь его, — возразила Нина. — Он хороший. Другой бы, может, и не сказал тебе о тех же озорниках…
— «Сказал — не сказал», — передразнил отец. — Да его язык на цепи не удержишь. Прыток!
Утром, как и было задумано, Михаил Петрович послал косильщиков в луга. За два дня они смахнули всю траву. Но, как назло, пошли дожди, трава мокла в валках. Кашин нервничал. Так он надеялся на этот луг, и, пожалуйста, — нагрянула беда. Будто кто накликал ее. Да ведь если дожди скоро не перестанут, весь пырей сгниет, ферма останется без корма. Засилосовать? Но единственная башня была уже заполнена. После того как Матвейка разозлил его своими «глупыми советами» насчет силосования ржи, он свез в башню всю осоку с болотца, а когда ее не хватило, скосил на задворках крапиву. Делал это с небывалой поспешностью. И, наверное, один Матвейка знал, для чего: бригадир спасал рожь.
Но Матвейка тут как тут.
— Что за голову хватаешься, дядь Миш? Действовать надо.
— Ха, явился, радетель! — поморщился Кашин. — Так я тебя и ждал. Действовать! Он хочет погоду перехитрить.
Но Матвейка не смутился: с кем не бывает. Ответил дерзко:
— Да уж не стал бы на твоем месте руки опускать и на небо глядеть. Сенаж надо готовить. Вот возьми газету, почитай.
— Суешь ты везде свой нос, — покосился на Матвейку бригадир, но газету взял.
— Я вечерком загляну к тебе, дядь Миш, — пообещал парень.
— Зачем это? — встревожился Михаил Петрович, сразу подумав о дочке: все к ней льнет, настырный. — Вечером меня дома не будет, — сказал он неправду.
— А Нинок будет дома?
Михаил Петрович взглянул в глаза Матвейки: сколько же в них было озорства и веселья! Неисправим, нет, неисправим парень. Одни шутки да подковырки у него на уме. Ответил:
— Дочки тоже не будет дома…
— Жалко, — сказал Матвейка и, помахав бригадиру тетрадкой, пошел к своим телятам.
Встретился ли он в тот вечер с Ниной, Михаил Петрович не знал, уж очень занят был. А главное — эта газета. Не один раз прочитал о рецептуре сенажа. Никогда еще ни в своем колхозе, ни в соседнем и помина не было об этом самом сенаже. А дело, кажется, стоящее. Поизмельчить малость залежавшуюся траву, и пожалуйста, закладывай.
Утром первым выехал в луга. Весь день то с граблями, то с меркой, то с вилами; в час, когда выглядывало солнце и слегка подвяливало траву, он бежал к машинам, торопил шоферов с погрузкой и доставкой ее к ферме. Был он оживлен, неутомим.
И вот рядышком с фермой поднялись курганы, плотно закрытые пленкой и землей. Сенаж готов! Приехал председатель колхоза, принялся хвалить бригадира и колхозников за старание. Кашину надо бы только радоваться этой похвале, но он тряс головой:
— Не за что, не за что…
В нем будто все переломилось. Колхозники удивлялись: что же это бригадир отмахивается от заслуженной похвалы? Ведь трава-то спасена. Корм — вот он, здесь, в этих курганах!
— Вижу, устал ты, Петрович, — опять подошел к нему председатель. — Осенью, после уборки, пошлем тебя в санаторий, на юг. Отдохнешь.
Молчал бригадир. Что-то его угнетало, тревожило, может быть, первый раз он так задумался. А о чем — не сказывал, не открывал душу. Уже все разошлись, а он все стоял, опираясь на треугольную мерку, и глядел в сторону перелеска, к которому вела дорога, вся истоптанная копытами.
