Он всего лишь согласился с тем, что она сама ему предлагала. Так почему же она не испытывает победного торжества? Почему так пусто и холодно сделалось у нее на душе?
– Да, это действительно самый разумный выход. Мы не должны проявлять друг к другу ничего, кроме дружеского расположения.
Он кивнул, поставив таким образом точку на этой щекотливой теме.
– Я надеюсь, лорд Аллен был не слишком назойлив?
Лили нахмурилась и вздохнула.
– Папа сказал, он был очень расстроен.
– И?
– И что?
– Разве вам больше нечего сказать? Он был расстроен, и что дальше?
– А дальше – ничего, ваша светлость.
Ее голос звучал на удивление равнодушно. Еще вчера она хотела рассказать ему многое. Хотела признаться, что подсмотрела из-за кружевных занавесок, висящих у нее на окнах, как тот уезжал. И как, выйдя на улицу, обернулся и глянул наих дом с такой ненавистью, какой ей не доводилось видеть еще ни в чьих глазах. Но теперь не хотелось об этом говорить, да это и не казалось ей больше достойным внимания его светлости. Не стоило обременять Ремингтона своими беспочвенными страхами и фантазиями. Она больше не станет показывать ему свою слабость и неуверенность.
– Ничего, о чем стоило бы говорить, – уточнила она. Спустя несколько минут они подъехали к дому лорда Байнбриджа. Дворецкий проводил их в фойе, гдеих ждали Софи и сэр Малкольм. Мужчины молча обменялись выразительными взглядами, и сэр Малкольм обратился к племяннице:
– Почему бы тебе не проводить Лили к себе? А мы с его светлостью немного побеседуем. Мы позовем вас, когда можно будет уезжать.
Мужчины прошли в библиотеку, а девушки поднялись наверх. Софи закрыла дверь своего будуара и прислонилась к ней, заложив руки за спину. Она внимательно разглядывала подругу.
– Я слышала о том нападении. Как ты сейчас?
– Лучше не бывает, – солгала Лили. – Все прошло, и я стараюсь по возможности не вспоминать об этом. Софи принялась расхаживать взад и вперед по комнате.
– Дядя Малкольм рассказал мне все, что с тобой приключилось в ту ночь после бала у Эшландов. Просто невероятно! А Ремингтон! Неужели мы поедем вместе с ним?
– Что твой дядя тебе рассказал? – осторожно спросила Лили.
– Что герцог Ремингтон пришел тебе на помощь в ту ночь, когда на тебя напали, и что ты неожиданно оказалась в его городском доме и провела там несколько ночей. – Софи помолчала, бросив на Лили испытующий взгляд. – И что теперь он ухаживает за тобой, чтобы иметь возможность защитить тебя, когда тебе приходится выезжать на светские рауты. Дядя Малкольм сказал, что Ремингтон иногда выполняет его поручения и что мы можем ему доверять. – Она деликатно фыркнула. – Я приберегу свое мнение по этому поводу, пока не выслушаю твой рассказ.
– И мы действительно можем доверять ему, – чуть слышно сказала Лили.
Софи остановилась и внимательно посмотрела на нее.
– И что же, он не пытался воспользоваться каким-нибудь удобным случаем?
– Как раз наоборот, – Лили силилась улыбнуться, но потом оставила эти попытки. – Он не хочет иметь со мной ничего общего, Софи. Мы сним уговорились вести себя самым подобающим образом, пока ему приходится изображать моего поклонника. Он тяготится этой ролью, и, когда того негодяя наконец обнаружат, я и герцог разойдемся в разные стороны. Поэтому мы должны не давать поводов думать, что между нами есть что-то, кроме обычного знакомства. Никому. – Она вздохнула. – Даже самим себе.
Софи открыла рот, чтобы задать следующий вопрос, но в этот момент раздался стук в дверь, и служанка сообщилаим, что джентльмены собрались уезжать.
Лорд Холибрук был вне себя от счастья, увидев среди своих гостей такую важную персону, как герцог Ремингтон. Поэтому сразу по прибытии в Холибрук-хаус всех троих принимали с невероятными почестями. Девушкам отвели покои, предназначенные для королевы, а Ремингтону – спальню короля. Лили с изумлением крутила головой, разглядывая белое с золотом убранство королевской опочивальни размером с бальный зал.
– Кажется, это было самое утомительное и долгое путешествие в моей жизни, – заявила Софи, когда они с Лили переодевались на ночь. От помощи служанки они отказались, и потому Софи попросила: – Расстегни мне платье, пожалуйста. – И пока Лили трудилась над множеством мелких пуговок, продолжала сетовать: – Подумать только! Мне пришлось в течение четырех часов не слышать ничего, кроме своего собственного голоса! По-моему, оба вы с вашим стремлением придать этому трудному предприятию, то бишь его ухаживаниям, благопристойный вид, несколько перестарались. Это что же, вам уже и разговаривать нельзя? Кстати, а почему ты решила, что ему нет до тебя дела? Я в этом совсем не уверена.
