– Достаточно, леди Пенроуз, – остановила ее Лили, видимо, разделявшая опасения герцога. Она продолжала ловко орудовать ножницами, и Ремингтон невольно сравнил ее точные движения с робкими, неуверенными движениями миссис Рэмфорд. Ему в голову пришла странная мысль: если ему суждено быть когда-нибудь серьезно раненным, хорошо бы Лили оказалась рядом. Ей бы он полностью доверился. Она знала, как вести себя в критической ситуации.
– Вы не могли бы ее немного приподнять и подержать, – попросила его леди Пенроуз.
Лицо Софи исказилось от боли, и она стиснула зубы, когда ее приподняли, поддерживая за плечи, большие сильные руки герцога. Однако она послушно проглотила лекарство.
– Ужасная гадость, – прошептала она с легким стоном, когда Ремингтон осторожно опустил ее на подушку. Девушка повернула к нему голову. – Это еще не все? – Ремингтон пытливо на нее посмотрел и медленно покачал головой.
– Я так и знала. – Ее голос былтихим и слабым, кожа побелела от сильной потери крови. – Неужели рану придется прижигать?
– Не думаю, – сказал он. Софи улыбнулась с видимым облегчением. – Лауданум подействует с минуты на минуту. Он облегчит боль.
– У меня больше нет сил на это смотреть, – простонала леди Пенроуз, закрывая глаза и прикладывая ко лбу руку. Рот герцога мгновенно искривился в усмешке.
– Вы можете идти, миссис Рэмфорд, и вы, леди Пенроуз. Благодарю вас за помощь.
Дамы с готовностью покинули комнату.
– Проклятие, – прошептала Софи. Здоровой рукой она ухватилась за рукав Лили, затем рука без сил упала на кровать. В ее глазах появилось рассеянное выражение, лауданум начал действовать. – Хрустальный кинжал. – Ее голова беспокойно заметалась по подушке. – Я не могу вспомнить, что там сказано. Прочти мне эти слова.
– Тсс, – шепнула Лили. – Это сейчас совсем неважно.
– Ты должна сказать мне! Я должна знать все, что еще должно произойти!
– Больше ничего не произойдет, обещаю тебе, – Лили отвела глаза. – Во всяком случае, с тобой.
– Доктор Александр? – прошептала Софи. Лили кивнула.
– А ну-ка прекратите, вы обе! – оборвалих герцог. – Все это не имеет никакого отношения к вашему дурацкому проклятию!
Обе девушки взглянули на него смолчаливым укором. Ремингтон мог поклясться, что они ему не поверили.
Лили покачала головой.
– Вы же не знаете, что там сказано!
Герцог нахмурился.
– Я запрещаю вам говорить об этом, по крайней мере, сейчас. Софи не хватает только истерики из-за всей этой чепухи.
– Могу вас заверить, что…
– Его светлость прав. Лили. – Девушка устало закрыла глаза. – Как ты сказала, сейчас это действительно не важно.
Лили бросила свирепый взгляд на герцога.
– Вы расстроили ее, – сердито произнесла она. Герцог Ремингтон посмотрел на нее с шутливым изумлением и изобразил крайнее отчаяние.
– Лили, – позвала тихо девушка, чуть приподнимая веки.
– Да? – Лили наклонилась к ней ближе.
– Боюсь, теперь ты еще долго не сможешь поплакать на моем плече.
Предательские слезы заблестели в глазах Лили, но она попыталась улыбнуться и ласково погладила подругу по здоровой руке.
– Тогда придется тебе плакать на моем.
Через пятнадцать минут пришел лекарь. Софи уже крепко спала. Рану на руке он зашил довольно быстро. Затем перешел к более серьезной ране на плече.
– Похоже, придется прижечь, – сказал он, увидев, что из разреза снова полилась кровь.
Ремингтон вытер кровь и покачал головой.
– Вы почти все сделали. Я уверен, юная леди предпочла бы отказаться от такого способа лечения. Я буду сжимать края, пока выбудете зашивать, тогда меньше будет течь.
Лекарь несколько мгновений в нерешительности смотрел на рану, затем кивнул.
– Кровотечение вроде бы немного утихло. Возможно, без прижигания даже лучше.
Дальше лекарь работал в полном молчании. Ремингтон заметил, что Лили старается не смотреть на руки доктора, однако она не отошла и даже помогала потом накладывать повязку на плечо подруги.
– Кровотечение остановлено, – сказал врач. – Дайте ей еще лауданума, когда она проснется. Я зайду через пару часов посмотреть, как идут дела.
– Как хорошо, что она спала, пока он зашивал, – прошептала Лили. ѕ И хорошо, что он согласился не прижигать. Раскаленное железо – это гораздо больнее, чем сам порез.